и исключили Маркиона из общины. Ему также вернули пожертвованные 200 тыс. сестерциев. Даже два поколения спустя не только Ипполит в Риме, но и Тертуллиан в Карфагене знали об этом впечатляющем противоборстве, которое, вероятно, в своём роде было первым в Риме. Никогда не изгладится из исторической мемории поразительное зрелище: на первом римском синоде перед лицом пресвитеров стоит человек, который втолковывает им как несмышлёнышам разницу между Законом и Евангелием и объявляет во всеуслышание их христианство иудаистски инфицированным.
Католическая церковь впервые столкнулась здесь с реформатором большого стиля, равные которому появятся через тысячу с лишним лет (Франциск, Лютер).
Маркион исходил из того, что его учение является истинным и что поэтому оно — до демонстрации противоположного — должно найти поддержку со стороны христианских общин, даже если его не приняли в Риме. Напрасно Тертуллиан впоследствии пытался нравственно уничтожить Маркиона, ссылаясь на заявление последнего в сохранившемся (?) письме о былой приверженности традиционной христианской вере, и расценивал это письмо как доказательство его неискренности и злонамеренности. По–видимому, Маркион не заслуживал морального осуждения за то, что после своего поражения в Синопе и Малой Азии он не захотел тотчас же выступать в качестве реформатора в Риме. Видимо, он отнюдь не пытался скрывать свои истинные убеждения, а стремился сначала провести углублённые исследования, дать своему учению надёжное обоснование и привести его в достойную форму. В надежде на то, что в этом завершённом облике оно будет обнародовано, признано христианской общиной мировой столицы и затем — всем христианским сообществом.
Конечно, Маркион с тяжёлым сердцем воспринял приговор, которым он исключался из общины, а его учение клеймилось как отъявленная ересь. Но бунтарь продолжал упорно идти к поставленной, но незапрограммированной цели. Вот только вехи его похода (от чего к чему) стали иными: движение от иудеохристианства к чистому христианству стало для Маркиона частью ещё более неторного пути от бога этого мира («этого зона») к неизвестному, но благому богу. С неукротимой энергией начал Маркион свою реформаторскую пропаганду, придав ей небывалый размах. Уже около 150 г. Иустин ставил Маркиона в один ряд с родоначальником христианской ереси Симоном Магом. Со своей стороны, Тертуллиан заявлял: «Еретическая традиция Маркиона заполонила весь мир». О внешней истории маркионитской церкви известно очень мало. Указание Иустина, что сам Маркион разнёс своё учение «по всему человеческому роду», подтверждается теми сведениями, которыми располагает историческая наука относительно наличия маркионитских общин в Азии, Лидии, Вифинии, Коринфе, Антиохии, Александрии, Риме, Лионе и Карфагене. Во всех этих местах появлялись летучие листки ортодоксов против «отвратительного дьявольского учения», которое во II в. пропагандировалось на латинском языке, а с начала III в. — также и на сирийском. Епифаний находил маркионитов в Италии, Египте, Палестине, Аравии, Сирии, Персии, на Кипре.
Однако активная деятельность Маркиона едва ли продолжалась после 144 г. дольше, чем 15 лет. Ни один источник не сообщает, жил ли он в эпоху Марка Аврелия, следующего из Антонинов. Неизвестно, где и когда он умер. Легенда Тертуллиана о том, что на смертном одре Маркион раскаялся и попросил о возвращении в лоно римской церкви, является неправдоподобной.
К сожалению, нет никаких сведений и о годах наибольшей активности Маркиона. Об этом периоде сохранилось только одно важное известие — о том, что Маркион в Риме поддерживал отношения с сирийским гностиком Кердоном, который вроде бы оказал на него некоторое влияние. Евсевий Памфил в «Церковной истории» реферировал критика ересей Иринея: «Кердон, предшественник Маркиона, появился тоже при Гигине, девятом епископе. Он пришёл в Церковь, всенародно принёс покаяние, но образ жизни вёл такой: то тайком поучал, то опять каялся; уличаемый теми, кого он учил злому, удалился от общения с братьями». Так пишет он (Ириней. — С. З.) в 3‑й книге своего сочинения «Против ересей», а в 1‑й рассказывает о Кердоне следующее: «Некто Кердон, исходя из того, что о усвоил от учеников Симона (прибыл он в Рим при Гигине, девятом епископе, считая от апостолов), учил, что Бог, проповедуемый Законом и пророками, не есть Отец Господа нашего Иисуса Христа; Его отца можно познать, а Тот Бог непознаваем; Тот справедлив, а этот благостен. Маркион, родом с Понта, заимствовал у него это учение и развил его, бесстыдно богохульствуя» [15].
Правда, о Кердоне и о заимствованиях у него, совершённых Маркионом, известно только со слов Иринея и Евсевия, которые были остро и неприкрыто враждебны по отношению к еретику. Церковные отцы–апологеты безмерно преувеличивали влияние Кердона, дабы принизить оригинальность Маркиона и подвести его под общий знаменатель гностицизма. Незначительно воздействие Кердона на Маркиона в том, что касается отказа последнего от Ветхого Завета. Сообщение Климента Александрийского (Strom VII, 18,107) о том, что Маркион имел личные контакты с гностиками Валентином и Василидом в Риме («как старший с младшими»), заслуживает внимания; в то время как замечание во фрагменте Муратори о том, что Валентин с кем–то ещё на пару написал для Маркиона новую книгу псалмов, не поддаётся верификации.
Завершая вынужденно краткое биографическое повествование о Маркионе, попробую, до раскрытия основ его мировоззрения, его трактовки Иисуса Христа и христианства, свести воедино те идеи синопского мудреца, которым было суждено большое будущее. Даже если в этом будущем они многократно и в корне переосмысливались.
Во–первых, творчество и деятельность Маркиона, издательская и организаторская, стали рубежом в отделении формировавшейся католической церкви от иудеохристианства, в окончательном переходе гегемонии в христианском мире от Иерусалимской церкви — к Римской церкви. Маркион был одним из самых решительных поборников деиудаизации, эллинизации христианства. В этом плане он является одной из центральных фигур в историческом размежевании петринизма и паулинизма, в котором Маркион безоговорочно принял сторону Павла.
Во–вторых, наследие Маркиона и его роль в развитии христианства побуждают рассматривать гностицизм в некоторых его изводах не только как врага, с которым боролось раннее христианство, а как одно из формообразований самого раннего христианства. Отрицательное и положительное присутствие гностицизма на страницах «Евангелия от Иоанна», посланий Павла и других апостолов говорит о той нелёгкой борьбе за собственную идентичность, которую вело с христианским гностицизмом ортодоксальное христианство. Когда оно победило, то постаралось стереть самую память о гностической фазе своего существования. Христианство нуждалось в респектабельности и законопослушности, к которым были не расположены эксцентричные и эзотеричные гностики, презиравшие толпу. Но ситуация для гностиков в корне изменилась: Миланским эдиктом 313 г. н.э. император Константин положил конец гонениям на христиан, а после Никейского собора 325 г. христианство и вовсе стало государственной религией в Римской империи. (Константин, Флавий Валерий (ок. 285-337) — римский император в 306-337 гг. Константин принял христианство
