Помощь в освобождении
В современной медицинской психологии существует подлинное искусство «сопровождения умирающих», но Махарши обладал силой «преображения умирающих», хотя и использовал ее в самых редких случаях, а порой и безуспешно, если человек был не готов к освобождению от череды перевоплощений. Так, не удалась попытка Махарши помочь своему преданному служителю Палани-свами: в решающий момент тот открыл глаза и умер обычной смертью. Однако сам Махарши не считал свои действия ошибочными, ибо, хотя слияния души с Самостью не произошло, характер ухода Палани-свами указывал на предстоящее ему благое перевоплощение. Мы остановимся на двух состоявшихся самадхи, представляющих собой крайности в изначальных условиях для самореализации: в одном случае речь пойдет о собственной матери Махарши, а в другом… о глубоко привязанной к нему корове.
Вся жизнь матери Махарши была процессом отрешения от собственного сына и служения ему как безличному Брахману, что и стало для нее подготовкой к освобождению. Она нашла его довольно скоро после бегства из дома, но на все увещевания вернуться домой он не отвечал ничего, а лишь написал на клочке бумаги: «Повелитель управляет судьбами душ согласно их предназначению… Это предопределено, поэтому лучше всего хранить молчание!»
Мать покорно удалилась, а вернулась лишь спустя двадцать лет, потеряв своего старшего сына. Сразу по прибытии на гору она тяжело заболела, и Махарши единственный раз за все время обратился к Аруначале в стихах с просьбой об ее исцелении. Конечно, она выздоровела не только телесно, но и духовно, поэтому смогла оставить дом и разделить судьбу своего сына, всецело посвятив себя служению. Однако она все же долго продолжала считать его своим ребенком, пока в устрашающем видении не узрела его подлинный божественный облик Шивы, обвитого змеями. Когда приблизилась кончина матери, Махарши воздерживался от пищи весь день, а вечером несколько часов просидел рядом с ней, положив одну ладонь на ее сердце, а другую на голову. Как только она покинула тело, Махарши встал и сказал: «Теперь мы можем поесть – загрязнения нет!» Согласно индуистской традиции, после смерти требуется ритуальное очищение, поэтому произнесенные слова означали только одно: мать не умерла, а слилась с Высшей Самостью.
Ничего удивительного нет в том, что у Махарши было немало преданных животных: обезьяны, собаки, мангусты, птицы, но самой любимой была корова Лакшми. Надо отметить, что коровы до сих пор остаются священными животными, которым позволено свободно разгуливать повсюду, отчего движение транспорта на индийских улицах часто замедляется.
Лакшми попала в ашрам еще совсем маленьким теленком и после первой встречи с Махарши на следующий день вернулась к нему сама, и так с тех пор и повелось: она являлась точно в обеденное время и, не обращая ни на кого внимания, направлялась прямо к Махарши, поэтому тот всегда держал припасенными бананы или другое угощение. Лакшми была столь пунктуальна, что нередко ее неожиданное появление означало, что за другими делами пропустили обеденное время…
Когда Лакшми заболела и стало ясно, что конец ее близок, Махарши сам пришел к ней и спросил: «Мать, ты хочешь, чтобы я побыл с тобою?» Он сел напротив, положил ее морду себе на колени, а ладонь – на голову и заглянул глубоко в глаза, словно давая посвящение. Убедившись, что ее сердце чисто и свободно от всех желаний, а устремления сосредоточены только на нем одном, он оставил ее и пошел обедать. Лакшми покинула свое коровье тело мирно, ее захоронили в ашраме, а на надгробии Махарши собственноручно написал, что она достигла освобождения.
После того как преданные услышали стихи, которые Махарши сложил в честь освобождения коровы Лакшми, они удивленно спросили: «Разве не только в человеческом существовании можно достичь освобождения?» – «Конечно, нет, – ответил Махарши. – Достоверно известно, как один великий святой дал освобождение даже терновому кусту!» И после настойчивых просьб преданных Махарши поведал им это предание.
В одной деревне жил просветленный по имени Умапатхи Шивачарья, он был ученый и поэт и всегда находился в состоянии божественного экстаза, поэтому не придавал особого значения соблюдению всех ритуалов. Жителям деревни это не нравилось, и в конце концов они изгнали Умапатхи из общины, запретив ему даже посещать храм, так что ему пришлось поселиться на окраине. Вскоре прислуживавший ему человек из низшей касты, неся на голове вязанку дров, получил видение самого Господа и послание для передачи господину. Умапатхи прочел, что ему следует дать посвящение этому человеку и тем самым поразить всех жителей, что он и сделал. Сразу после обряда инициации слуга слился с чистым светом Самости и исчез.
Народ был разгневан, решив, что Умапатхи сжег своего прислужника магическими силами, и дело дошло до самого царя, который по столь небывалому случаю прибыл в деревню. Выслушав рассказ Умапатхи, царь попросил в подтверждение его правоты дать освобождение придорожному терновому кусту, и немедленно после обряда колючий терновник растворился в чистом свете. «Все это похоже на магию, – продолжал сомневаться царь. – А как ты докажешь, что получил это послание от самого Господа?» Умапатхи предложил ему направиться в храм, где в то время проводилось богослужение, и, подойдя к алтарю, царь увидел, что с одной стороны возле Господа стоит слуга, а с другой – терновый куст…
Отношение к себе:
личное Я – вечное То
До тех пор, пока человек продолжает считать себя «мыслящим телом» и ограничивает сферу того, что он готов называть своим Я, опытом чувственных ощущений и совершенных поступков, он пребывает в пространстве и времени. Можно привести немало примеров индийских мудрецов, преодолевших подобное самосознание: так, Рамакришна во всем, что касалось его человеческих нужд, вместо «я» всегда говорил «это» или «это тело», зато во время богослужения вместо храмовой статуи украшал гирляндами и сандаловой пастой самого себя. Другими словами, он не был ограничен пределами принадлежащего ему тела и в то же самое время понимал, что в этом теле обитает божественная сущность. Поэтому давайте теперь обратим внимание на «границы» личности Махарши: на его отношения со своим телом, на способ его существования в пространстве и времени.
«Кто Я?» – «Я не есть это тело!» – «Кто Я?»…
В древнейших упанишадах встречается ключевой для всей индийской философии сюжет: ученик спрашивает учителя: «Кто Я?», – и тот объясняет ему, что он есть физическое тело, составленное из принятой пищи. Поначалу ученик довольствуется ответом, но на обратном пути его одолевают сомнения, он возвращается к учителю и снова задает тот же самый вопрос, после чего тот объясняет ему, что он есть чувства, переживаемые им в соприкосновении с миром. Эта история повторяется много раз: ученик возвращается снова и снова, пока наконец не утверждается в осознании, что он – вовсе не тело, чувства или мысли, а непрерывное блаженство в осознании чистого бытия: сат-чит-ананда… В этом, собственно, и состоит метод самоисследования Махарши, тогда как вся западная философия осталась замороженной на постулате «Я мыслю, следовательно, существую».
