- Уже был на фронте, - заметил я на это. - И пойду снова, если пошлют.
- Обязательно пошлют! - подтвердил кладовщик. - В первую очередь. Вижу, что с хлебом ты не справишься.
- Почему так думаешь?
- Потому что хлеб усушку имеет. А у тебя будет еще и утруска, ведь твои молодцы с рюкзаками не удержатся, чтоб не отщипнуть корочку.
- Я надеюсь на своих хлопцев, а на усушку ты накинь немного.
- А мне кто накинет? С меня потребуют горячий вес.
Когда я раздавал буханки бойцам и они укладывали их в свои рюкзаки - по пять буханок на каждые плечи, кладовщик стоял на пороге сарая и со скучающим любопытством наблюдал за нашими хлопотами. Потом движением пальца приказал мне приблизиться к нему и почти шепотом, чтоб не услышали бойцы, сказал:
- Это ты к обеду берешься донести? - Поглядел на ручные часы и снова как-то криво, недобро усмехнулся. - И раздать к обеду?
- Завтракали без хлеба, - так же тихо сообщил я. - Разумеешь ситуацию?
- Дураки там в вашей роте, потому и ситуация. Разве нельзя было забрать свой хлеб вчера? Все роты забрали! И не на своем горбу, как ты!
Мне нечего было сказать, поэтому смолчал, а кладовщик почему-то не отходил от меня и, будто кого-то ожидая, поглядывал на свои часы.
- До обеда вы не донесете, - словно по каким-то приборам определил он. - Сколько уже времени осталось? Бегом бежать - не добежишь: самое дальнее от продпункта подразделение. Бойцов уморишь, и у самого живот подтянет. Бери - я дам тебе буханку хлеба на дорогу. На всех! Разделите, так хоть какое-то подкрепление будет.
* * *
Старшина роты встретил нас далеко от деревни. В запыленных сапогах, с вспотевшим лбом.
- Куда вы подевались? - накинулся он на все мое отделение, а главным образом на меня. - Ползете, как сонные мухи!.. А ну, бегом марш!
Я шел первым. По команде прибавил шаг, но уже из последних сил.
- Бегом! - закричал старшина тонко и пронзительно. Откуда и голос взялся?
Бежать с нагруженным рюкзаком за плечами я не мог. Знал, что и бойцы не смогут побежать. Тогда Заминалов подскочил ко мне и затряс кулаками:
- Ты знаешь, что рота обедала без хлеба?! Знаешь?!
- И завтракала, - добавил я. - Так кто виноват?
- Вот ты у меня поищешь виноватого, - пропищал старшина мне в самое ухо, и я невольно заметил, что голос у него совсем не тот, каким он напевает "Жди меня...". - Командир роты ждет возле штаба и все комвзводы!
"Потому ты и удрал оттуда, - подумал я. - Запылил начищенные сапоги".
- Вы хоть без хлеба, а пообедали! - вдруг послышался голос из строя. А у нас совсем курсак пустой!
- Ты, Мухамедов, помолчи со своим курсаком! - сбавил тон старшина. - Я уже слышал это!.. - И более сдержанно обратился ко мне: - Разве привала не делали?
- Какой там привал? - удивился я. - Маршевым шагом туда и назад. И там всего несколько минут потратили на погрузку.
- Так тут же рукой подать!
- А вы были там?
- Ну, допустим, сам не был, - признался Заминалов. - А твой предшественник, пока не загремел в маршевую роту, ездил туда почти каждый день.
- Ездил, - подчеркнул я. - Но не ходил пешком и не тащил груз на плечах. Продпункт намного дальше отсюда, чем вы думаете!
- Что, Верховичи? - заперечил старшина. - Погляди на карту!
- Не Верховичи, а Вышковичи, - уточнил я. - Вы даже не знаете, где находится пекарня.
Старшина не стал этого оспаривать и, наверно, не столько по необходимости, сколько для вида вынул из кармана брюк белый носовой платок, даже отглаженный, снял пилотку и начал старательно вытирать лоб, выпуклый и высокий оттого, что над ним уже не росли волосы. Использовав его паузу, я спросил:
- Вы, кстати, чувствуете разницу между маршевой ротой и штрафной?
- Почему ты так спрашиваешь? - удивился старшина. - Не только чувствую, а и по существу знаю.
- Я не только про вас лично... Почему все тут: "Загремел в маршевую... Докатился до маршевой..." Разве туда принудительно посылают? За проступки?
- А ты добровольно пойдешь?
- Пойду! Как же иначе? Мы строевые командиры, и наше место на фронте.
Заминалов тяжело вздохнул и чуть слышно промолвил:
- Кому-то надо и в тылу быть, резервы готовить.
В его голосе слышалась фальшь, он, наверно, и сам не верил, что он тут действительно готовит какие-то резервы.
Через несколько времени Заминалов затянул на свой лад привычное "Жди меня, и я вернусь...", но и тут его голос фальшивил. Оборвав песню, вдруг предложил:
- Тебе, вижу, тяжело... Дай мне одну буханку... А то и две.
Я не дал.
Когда мы вошли в деревню и уже приближались к штабной хате, Заминалов снова подал команду "Бегом марш!". Но это относилось уже не к нам, а к тем, что ждали возле штаба: пусть знают, какое старание проявляется!
С того двора, где квартировал старшина, видимо, услышав знакомый голос, вышла плосколицая молодица, подалась навстречу Заминалову.
- Иди в хату! - резко приказал старшина и взмахнул обеими руками, будто собираясь толкнуть женщину в плечи.
Командиры взводов со своими хлеборезами помогли снести хлеб в кладовку, которая была во дворе штабной хаты. Там на прилавке стояли небольшие, двухтарелковые весы, и тут же лежал большой, с широким блестящим лезвием нож. Я понял, что мне надо сейчас же пускать в ход эти приспособления и пользоваться ими умело и мужественно, иначе командиры взводов сами разберут хлеб. И тогда может выйти так, что кто-то из них возьмет лишнее, а кому-то не хватит.
Хлеборезом я никогда не был, даже если и доводилось когда-то в кавполку дежурить на кухне, то чистил там картошку, носил воду, дрова, а хлеба не резал: на это были штатные хлеборезы. С весами также не было у меня близкого знакомства, особенно с гирями, самых разных калибров и цветов, лежавших на прилавке.
Я взял в руки нож, еще хорошо не зная, что буду делать с ним. По какой-то невольной логике проверил пальцами острие лезвия. Потом взмахнул ножом перед собою, будто намереваясь не резать им хлеб, а рубить. И вдруг вспомнил, что когда-то мать моя даже слова "резать хлеб" вымолвить не могла и нам запрещала. "Кроить хлебушек", - говаривала она. "Откроить корочку".
- Ну, давай, хлеборез! - услышал я грозный выкрик из толпы комвзводов, стоявших возле кладовки.
Нож дрогнул у меня в руках, и на какой-то момент я почувствовал растерянность. Вдруг представилось, что перед дверью кладовки стоят не только командиры взводов и их помощники, а вся рота пришла сюда. Все те бойцы, которые сегодня завтракали без хлеба, обедали без хлеба! Командира роты нет, старшины нет!.. Они сбежали отсюда, взвалив всю вину на меня.
Ручка ножа почему-то становилась в моей руке горячей и мягкой. Что-то подобное случалось иногда на фронте перед атакой. Тогда нагревалось в руках оружие: винтовка или автомат. Но не мягчело. Наоборот - становилось еще тверже. Тогда я знал свою цель, свои обязанности...
