Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф

вполне может быть парафразом, более сальным, чем оригинал. Даже если не брать во внимание Октавию, Антоний и Клеопатра не женаты по римским стандартам, и Клеопатре прекрасно это известно. В любом случае здесь она входит в лучшую свою роль (или ей эту роль навязывают). Октавиану не требуется больше ничего, чтобы нанести удар своему конкуренту. Судя по дошедшим до нас фрагментам, именно он превращает александрийскую идиллию в банальную интрижку.

Покуда время течет, приближая окончательный крах триумвирата, Антоний и Клеопатра срываются с места и едут в Эфес. Эфес был первым городом, признавшим Антония как земное воплощение Диониса, встретившим его радостными криками и громкой музыкой. После битвы при Филиппах полководец щедро жертвовал и амнистировал – народ там сильно пострадал от убийц Цезаря. И город с населением 250 000 человек до сих пор дружелюбно к нему расположен. Антоний заранее попросил жителей приветствовать Клеопатру как его царственную возлюбленную. Эфес – богатый финансовый центр с узкими улицами и широкими тенистыми колоннадами – находится в потрясающем месте. Построенный в долине, он одной стороной выходит на морщинистые горы, другой – на море [21]. Здесь несколько великолепных храмов, самый известный – храм Артемиды, где отец Клеопатры в свое время нашел убежище, а сестра – смерть.

Стратегически расположенный прямо – через Эгейское море – напротив Афин, обладающий удобной гаванью, Эфес – идеальное место для военной базы. С малоазийского побережья Антоний начинает формировать флот и отправляет гонцов всем зависимым царям в регионе. В ответ они присылают свои корабли и заверяют его в преданности. Клеопатра – крупнейший единоличный поставщик судов, ей принадлежат 200 из 500 полностью укомплектованных кораблей Антония. Плюс она выделяет 2000 талантов и все необходимое для поддержания армии из 75 000 легионеров, 25 000 пехотинцев, 12 000 кавалеристов на все время войны. Без колебаний. Вопреки всему над Римом светит звезда Октавиана. В то время как Антоний завяз в Азии, Октавиан одерживает одну победу за другой. Поддерживать мир между двумя триумвирами крайне тяжело. Поддерживать мир между неуступчивым Октавианом и юным Цезарионом в принципе невозможно. В отличие от парфянской эта кампания так же необходима Клеопатре, как Антонию. У нее миллион причин поставить ради войны на карту и себя, и Египет. Последний день 33 года до н. э. официально становится последним днем триумвирата.

В начале января 32 года до н. э. новый консул выступает в сенате с речью в поддержку Антония и клеймит Октавиана. Октавиан немедленно является в сенат вместе с телохранителями, причем никто из них даже не пытается прятать мечи под тогами. В 44 году до н. э. Цицерон задавался вопросом, собирается ли приемный сын Цезаря устроить переворот. Вот теперь он собрался. Октавиан обрушивает на присутствующих лавину ответных обвинений и до смерти пугает оппозицию. Октавиан обещает [22] наглядно доказать, что Антоний представляет собой угрозу Риму, и назначает день для предъявления доказательств. Оппозиционные консулы разглядели мечи. Они хорошо понимают, что лучше не ждать этого дня, и тайно покидают город. Почти 400 сенаторов направляются в Эфес, чтобы доложить об обстановке в Риме. Разумеется, Антоний недооценивает силу и положение Октавиана. Вдобавок объединяться с Клеопатрой очень рискованно. Она серьезно осложняет дело.

Многие из друзей Антония – а по меньшей мере треть сената на его стороне – настаивают на ее отъезде. И снова он прислушивается и соглашается и велит ей «плыть в Египет и там дожидаться исхода войны» [23]. Она отказывается: возможно, как думает Плутарх, из опасений, что снова вмешается Октавия и попытается предотвратить войну, которая ей очень нужна. Возможно, потому что не доверяет суждениям Антония. А еще, возможно, считает такой шаг безответственным. Да, она не воительница. Никто из последних Птолемеев не проявлял особого интереса к военному делу, не умирал на поле боя, как другие восточные монархи. Они придерживались мнения, что лучше обрести империю с помощью денег, чем деньги с помощью империи [24]. При этом она главнокомандующий своими войсками, отвечающий за их подготовку и действия. И она спонсирует кампанию Антония. Следует суровый «поединок своеволий». На этот раз Клеопатра воздерживается от голодовки. Теперь ей помогает Канидий, талантливый полководец Антония, которого она якобы подкупила (на самом деле он просто мог находиться под сильным влиянием царицы). Несправедливо, протестует Канидий, выгонять ключевого союзника! Она кормит армию. Предоставляет флот. Она не глупее любого мужчины! Антоний что, не понимает, что египтяне будут деморализованы ее отъездом? А эти люди – опора его флота. Они готовы сражаться за свою царицу, но не обязательно пойдут за римским военачальником. Антоний не только отрекается от своих египетских привязанностей, но и обижает восточных союзников. Клеопатра требует, чтобы Антоний назвал ей хоть одного «из царей, участвующих в походе, которому она уступала бы разумом, – ведь она долгое время самостоятельно правила таким обширным царством, а потом – тут нужен конечно же комплимент – долгое время жила бок о бок с ним, Антонием, и училась вершить делами большой важности» [25]. Либо ее аргументы показались римлянину убедительными, либо ее платежеспособность. В общем, она добивается своего.

В апреле 32 года до н. э. они плывут с приближенными Антония на остров Самос, рядом с побережьем современной Турции. Самос – удобный плацдарм для продвижения в Грецию, скорее всего, именно здесь развернется битва за контроль над римским миром. Пока пара обустраивается на гористом острове, их войска перебрасываются на запад, через Эгейское море – эта операция должна продлиться целый месяц. Бойцы Антония вернулись из Армении; вместе с восточными рекрутами у него в наличии примерно 19 легионов. Увы, мы не знаем, какие тем летом велись военные или политические дела: осталось лишь описание веселья на Самосе у Плутарха. Цветущий остров – идеальное место для пирушки, и Антоний вполне может это себе позволить. У него есть время. Позже Октавиан воспользуется этим экстравагантным празднеством, дошедшим до нас как очередное дионисийское буйство. Каждый царь и царевич должен прислать войско, каждый драматический артист должен явиться на остров. Они прибывали толпами. Целыми днями флейтисты и лютнисты, актеры и танцоры, акробаты и мимы, арфисты и певцы – «целая свора разных азиатских музыкантов» [26] – давали фантастическое многоязычное представление. «Чуть ли не целая вселенная гудела от стонов и рыданий, – сокрушается Плутарх, – а в это самое время один-единственный остров много дней подряд оглашался звуками флейт и кифар, театры были полны зрителей, и хоры усердно боролись за первенство». «Каждый город посылал быка для торжественных жертвоприношений», а вассальные монархи «старались превзойти друг друга пышностью приемов и