— Он был исключительно волевым человеком! Редкий ум, великолепные манеры, хорошая память. Для всех своих учеников Филби оставался предметом восхищения, а не объектом анализа. Портрета его, как принято в нашей профессии, мы не составляли, поскольку были просто им очарованы.
— Но в книге Филби «Я шел своим путем» мне довелось наткнуться на любопытные характеристики, которые он давал вам — ученикам. Они исключительно доброжелательны, однако подчас и суровы. Кое-кому Филби просто предрекал неудачу.
— Как раз в том случае, где учитель был по-настоящему суров с одним из нас, его предвидение сбылось. Мой бывший коллега сорвался, и не на какой-то подстроенной чужой спецслужбой передряге. Дал волю эмоциям и вынужден был покинуть страну. Хороший был парень, но уж чересчур влюбчивый. И надо же ему было без толку приударить за одной дамочкой… Это лишний раз доказывает прозорливость Филби. Нечто подобное — правда, не столь примитивное — он косвенно, но предсказывал. А к тому, что преподаватель будет давать оценки, я, как и все мы, относился спокойно. Меня и мои возможности он тоже оценил точно — теперь-то, десятилетия спустя, я могу судить о том беспристрастно. Филби и Лонсдейлы получаются далеко не из каждого. В жизни разведчика полно того, чего, к счастью, нет и обычно не бывает у людей иных, более простых профессий.
— Как сложилась ваша судьба после уроков Филби?
— Я, скажем так, попал в политическую сферу, работал за границей — несколько долгосрочек. Не провалился и никого не подвел. Дослуживался до определенного звания.
— Что принесла вам эта работа?
— Главное — интерес, понимание многих проблем. Ты выполняешь обязанности по собственному прикрытию, например, вкалываешь в посольстве-торгпредстве. Плюс делаешь еще гораздо больше для разведки. Я бы не рискнул заявить, что это занятие для публики со средними мозгами и слабой физической подготовкой. У нас было так: если дипломат — трудись в дипломатических рамках, журналист — в журналистских… Интенсивность труда — страшнейшая. Контактов — больше. Психологическая устойчивость — тверже. Вот что требовалось.
— Почему вы ушли из разведки?
— Сложный вопрос. Трудно объяснить… Не уверен, поймете ли. Ушел я на заре «перестройки». Оценка результатов работы тогда стала чересчур формальной. Велась, на мой взгляд, по не совсем верным показателям. Какие-то чисто количественные данные. Проценты — как на производстве или «голы, очки, секунды», что, по-моему, неправильно. Стало скучно. Пошла бездушная система. Многие работали или вхолостую, или на показуху. Будни в разведке становились все менее интересными — она тогда отставала от новой реальности. Да и захотелось пожить одной жизнью. Две — тяготили и меня, и семью.
— Семья догадывалась?
— Знала. И поддержала в решении. Я мечтал заняться большим делом.
— Навыки, приобретенные во внешней разведке, судя по всему, помогли эти большие дела свершить. Пост вы теперь занимаете немалый.
— Нормальный. Образование мы получали великолепное — естественно, помогало. Нам было как бы дозволено быть впереди других. Мы еще тогда читали книги, о которых многие узнали только недавно, а о некоторых и сейчас не слышали. Молоденький лейтенант, если хотел, мог приобрести массу знаний. Одно общение с Филби чего стоило…
— Говорят, из КГБ не уходят. Все равно ведь остаются прежние связи. Как и обязательства…
— Тут я должен повторить прописную истину: внешняя разведка — не КГБ. Отставка — и с тех пор ни единого контакта. Хотя и у нас, и на Западе действительно бытует мнение, будто из разведки не уходят, мол, «бывших разведчиков не бывает». Это — заблуждение. Я ушел сам.
— Не жалеете о времени, которое провели в той жизни?
— Жалеть о чем-либо вообще глупо — поскольку бесполезно. И о чем, собственно? Я за этим туда и шел: увидеть тайные пружины, которые движут многим. Попутешествовал вволю. Но я сам делал выбор: пришел и ушел. А что не вышло из меня профессионала уровня Кима Филби… Такие, как он, рождаются нечасто.
Этот интеллигентный, седовласый, явно преуспевающий в жизни человек — один из тех, кто вполне заслуженно считает себя учеником Кима Филби. В книге Филби «Я шел своим путем» и сам Ким выделял его из остальных молодых — тогда — подопечных. И оценки ему всегда ставил высокие, и характеристику дал блестящую.
Вылетев из-под крылышка великого Филби, он поработал в Англии, потом, увы, был вынужден покинуть страну вместе с большой группой советских дипломатов, разведчиков, журналистов, выданных предателем.
Его отношения с Филби и его супругой Руфиной Ивановной сохранились. Перешли из профессионального разряда, ученик — учитель, в товарищеские, даже, как мне видится, в дружеские. Полковник в отставке сегодня немало делал и делает, чтобы память об учителе стала достоянием не только узкой профессиональной группы соратников. Считает, что свершенное Кимом Филби — это великий подвиг, о котором обязаны помнить. По-прежнему, вот уже много лет, помогает супруге Филби Руфине Ивановне Пуховой. В его архиве сохранились редчайшие документы, касающиеся жизни разведчика в Советском Союзе.
Этот монолог полковника я не сопровождаю ни комментариями, ни оценками. Привожу его без особых купюр и редакторских правок.
Мне трудно говорить о том, что было до 1975—1976-го. Познакомились мы с Филби именно в эти годы. Да, до того времени над Филби — завеса секретности. Даже для своих. Его оберегали, обеспечивали безопасность. И в принципе это понятно.
Но как же возникла в Москве мысль использовать профессиональные знания Филби, прикрепить к нему молодых сотрудников Службы, которым предстояло работать в Великобритании? Я был знаком с Филби с того первого момента, когда родилась сама идея. Ее автор — полковник Михаил Петрович Любимов. Сейчас он — писатель, часто выступающий по телевидению, дающий профессиональные комментарии по разведке. По меркам того консервативного времени, он был прямо-таки либералом по сравнению с большинством руководителей нашей Службы. А со стороны внешней контрразведки не против этого был Олег Калугин, человек теперь по печальному, неприятному поводу многим известный. Неприятно даже произносить его фамилию. Но для Филби он кое-что сделал. Насколько знаю, это они вместе с Любимовым решили «приоткрыть» глубоко запрятанного Кима.
Инициатива заключалась в следующем: провести встречу нескольких молодых работников Службы с Филби на конспиративной квартире на Тверской, тогда улице Горького.
