Оглядываясь назад, легко заметить, что в тот период Джон был особенно «открыт» для чего-то или кого-то, что могло бы выбить его из этой проторенной колеи. Вместе с тем, время Йоко Оно еще не настало. И даже хотя Джон, пока был в Индии, переписывался с ней и держал на ночном столике сборник ее «стихов-инструкций», его влечение к Йоко оставалось чисто интеллектуальным. В конце концов, Йоко ничем не напоминала Бриджит Бордо, которую мы оба все еще считали идеальной женщиной.
Как раз вскоре после моего назначения личным помощником Джона, Дерек Тэйлор устроил для него обед вместе с единственной во всем мире Бриджит. И без слов ясно, что Джон был вне себя от возбуждения, что он на самом деле увидит во плоти женщину, о которой мечтал уже почти 15 лет. Конечно же, я просил его разрешить мне «сесть на хвост», но, поскольку Бриджит заверили, что это не будет просто встреча с толпой незнакомцев, составить ему компанию смог только Дерек.
Я же остался один в Кенвуде и, черной завистью завидуя Джону, с нетерпением ждал его возвращения. Он вернулся домой намного раньше, чем я ожидал и выглядел гораздо мрачнее, чем следовало по моему разумению. «Ну, что там было? Рассказывай, — затаив дыхание, сказал я. — Не томи!»
«А ни х…я там не было! — буркнул он в конце концов. — Я настолько ох…л от волнения, что перед встречей заглотил «кислотки» и тут совсем одурел. За весь вечер я только и сделал, что поздоровался с ней, когда мы увиделись. После этого она проговорила все время на французском со своими друзьями, а я даже не мог придумать, что ей сказать. Это был совершенно идиотский вечер — даже хуже, чем встреча с Элвисом. Вот и все дела.»
Как я понял, удивительная неуверенность и робость Джона в общениии с женщинами распространялась не только на Бриджит Бордо. Однажды вечером, например, я привез его на открытие картинной выставки, которой Джон оказал финансовую поддержку, его старого приятеля по Художественному колледжу Джонатана Хэчью. Как и следовало ожидать, присутствие в галерее настоящего живого Битла полностью затмило самого художника, и там одна молодая женщина, хотя и очень привлекательная, но далеко не Бриджит, так настойчиво таскалась за Джоном, что ее намерения не вызывали сомнений. Когда же мы собрались уходить, я спросил его: «Так где бы ты хотел вые…ть эту пташку?»
«Не знаю, — пробормотал он. — Я даже не уверен, что нравлюсь ей…»
И хотя, в конечном счете, он придумал, куда отвезти эту девицу, мне показалось слишком несерьезным, что суперзвезда уровня Джона может хоть на секунду усомниться в своей «желательности».
Через одну-две недели Джон, Нейл Эспинол и я приняли приглашение Дерека Тэйлора посетить с ночевкой его временную резиденцию в сельской местности — пресловутый особняк в японском стиле, которым владел Питер Эшер, расположенный на берегу сказочного по красоте озера вдали от каких бы то ни было людских поселений. Исходным поводом для этого путешествия было то, что Дерек очень хотел проиграть нам дебютный альбом доселе безвестного Гарри Нильсона, которого он провозгласил «американским Битлом».
Мы уже приехали, когда вдруг зазвонил телефон Дерека и — подумать только! — звонивший оказался не кем иным, как Гарри Нильсоном. После краткого обмена любезностями, Дерек повернулся к Джону. «Ты не хотел бы сказать пару слов Гарри? Он будет счастлив, если ты поговоришь с ним.»
«О чем же мне с ним говорить-то? — проворчал Джон, но все же собрался и подошел к телефону. — Привет, Гарри, — радостно сказал он. — Мне очень понравился твой диск… быть может, мы как-нибудь увидимся… ну, пока, привет…» Конечно же, в 70-е годы Гарри Нильсон стал одним из самых близких друзей Джона.
Когда детей Дерека уложили спать, мы заглотили немного ЛСД и выкурили по паре сигарет с марихуаной, и вновь и вновь слушали прекрасный диск Гарри. Наконец, мы с Джоном, шумя и крича, пошли к озеру, изумительно освещенному прожекторами, а альбом «Нильсон» тем временем гремел из колонок, стоявших на лужке. Через некоторое время начался дождь, мы вернулись домой, и там Дерек безотлагательно вручил Джону еще одну порцию ЛСД. «Эта особенно крута, — сказал он. — Раздели ее с Питом.»
Не расслышав последних слов, Джон проглотил всю дозу к ужасу Дерека, который тут же отозвал меня в соседнюю комнату. «Слушай, Пит, — прошептал он, — это страшно сильная штука. У Джона будет жуткий трип, так что нам надо держаться рядом с ним.»
Вдобавок, примерно в 4–5 часов утра, откуда ни возьмись из дождя возникла пухленькая средних лет жена смотрителя здания, несшая узелок с бельем. «Чуть не вымокла! — весело прощебетала она. — Но нельзя же без стирки!»
На следующее утро Джон признался, что увидев, как мы с Дереком сбежали в другую комнату после того, как он проглотил ЛСД, «сразу пере… это и начал мучиться от страха — что я такое съел?»
Еще больший страх объял его после того, как «кислотка» стала оказывать действие, и в итоге Дереку пришлось сидеть у его кровати до середины следующего дня. В попытке восстановить расшатанное ощущение своего «Я» Джона, он заставил его пересказать всю свою биографию, начиная с раннего детства. Дерек даже прошелся — строчка за строчкой — по всем песням Леннона-МакКартни, чтобы продемонстрировать Джону пределы его выдающегося вклада в музыку БИТЛЗ. Когда мы с Джоном в конце концов собрались уезжать, настроение и самочувствие Джона заметно улучшились.
Между прочим, Дерек впоследствии узнал, что его дом не только прежде использовался в качестве убежища одним из Грабителей Большого Поезда, но и что во время нашей кислотной вечеринки на деревьях вокруг прятались агенты отделения полиции по особо опасным преступлениям. Они тогда как раз только получили ложное уведомление о том, что этот бандит собирался «вернуться на выходные», и, наверное, были немало озадачены странными событиями той ночи, но все же не захотели выдать своего присутствия.
Отсутствие цели и интересов и общая неудовлетворенность жизнью отнюдь не облегчили жизнь и «персональному ассистенту» Джона. Даже со мной он становился постепенно все более раздражительным и замкнутым, и я начал изменять мнение о своей новой должности.
Как бы то ни было, наша дружба продлилась двадцать лет главным образом потому, что мы всегда считали друг друга более или менее равными. Теперь же я в первый раз в жизни работал уже непосредственно на него. Наверное, поэтому, я и стал неизбежно чувствовать себя, как какой-то подчиненный. И, как человек, всегда предпочитающий держать свою судьбу в собственных руках, я испытывал ощущение, что это вредно влияет на мою способность вести себя с Джоном так, как всегда.
