На одном из приемов Тициана познакомили с веронским патрицием Маффеи, человеком высокой культуры и знатоком искусства. Как выяснилось в разговоре, патриций давно уже является поклонником Тициана и особенно тепло отзывается о полиптихе в Брешии. Свою настоятельную просьбу к художнику Маффеи мотивировал тем, что Тициан уже получил заказ на алтарный образ для веронского собора. Так почему бы не взяться заодно за менее крупный заказ для той же Вероны? Стоявший рядом Контарини тут же поддержал веронца, с которым был дружен еще с детства. Доводы подействовали, и Тициану пришлось согласиться. Договорились, что сюжет и прочие условия заказа будут вскоре согласованы.
Прибытие императора в начале декабря было отмечено с размахом. Появляясь на публике во время приемов или на службе в соборе Сан-Петронио, Карл V выглядел более раскованным и приветливым, нежели в свой первый приезд. В его многочисленной свите герцог Федерико Гонзага как-то потерялся и был почти незаметен в праздничной толпе. Тициану приходилось иметь дело с новым имперским канцлером Лос-Кобосом и главнокомандующим войсками д'Авалосом, оттеснившими в сторону даже вездесущего Аретино. Через них были оговорены условия позирования императора в перерывах между важными дипломатическими переговорами с участием глав и послов европейских государств. В Болонье оказался даже посланец турецкого султана. Главная интрига на переговорах разворачивалась вокруг дележа влияния на итальянских землях между империей Карла Габсбургского и Францией. Острые споры возникли по поводу Генуи, Милана и Флоренции. Обо всем этом Тициан узнавал по вечерам от венецианских друзей.
Канцлер Лос-Кобос, выступающий в роли виртуозного дирижера этого блистательного разноголосого оркестра, выразил Тициану признательность за портрет Корнелии и заказал еще один. На одном из очередных приемов художник смог увидеть возлюбленную канцлера, но это была уже не та скромная миловидная девушка, которую он изобразил на холсте. Теперь она выглядела настоящей светской львицей, небрежно отвечающей на поклоны приглашенных и даже своей прежней патронессы, графини Изабеллы Пеполи. Видя эту метаморфозу с Корнелией, которая еще недавно пряталась от него в деревне, боясь выглядеть дурнушкой, Тициан, вероятно, лишний раз убедился в том, насколько его кисть способна творить чудеса, преображая людей. Но, к сожалению, некоторые изображенные им люди, увидев себя на холсте, теряют голову, становясь высокомерными и чванливыми.
Для сеансов позирования был выбран один из залов с окнами на северную сторону дворца Пеполи. Обрадованные хозяева сочли этот выбор великой для себя честью и делали все для создания максимума удобств монарху и художнику. Уже с первого сеанса Карл был неимоверно приветлив, живо интересуясь взглядами Тициана на искусство и его творческими замыслами. По всей видимости, его поразило, что художник без всякого предварительного рисунка сразу кладет на полотно густой слой краски, а затем несколькими взмахами кисти начинает извлекать форму из этого месива различных цветов. Зрелище было поистине завораживающим, и император не сводил глаз с художника, охваченного творческим волнением и то и дело бросающего взгляд на модель.
Карл пробыл в Болонье два месяца и встретил там шумные рождественские праздники и Новый год. Тициан мог себе позволить работать неспешно в свойственной ему манере, чему в немалой степени способствовало доброе отношение императора, проникшегося к нему глубоким уважением. Видимо, Карла привлекало то, с каким достоинством и благородством на его глазах творил мастер, не тушуясь и не раболепствуя перед ним. Из бесед с Карлом во время сеансов Тициан понял, что это, в сущности, глубоко несчастный и одинокий человек, замкнувшийся в себе, задавленный бременем неограниченной власти. Ему явно недостает простого общения с людьми, понимания и настоящей, а не показной преданности. Свои ощущения Тициан не мог утаить и выразил их на портрете императора в полный рост, в каждодневном одеянии, без каких-либо парадных символов монаршей власти.
Это был первый портрет, написанный Тицианом в рост, и художник придал ему изящество и некий таинственный смысл. Уже в последний момент он решил пририсовать любимого Карлом верного пса корсиканской породы, во взгляде и позе которого столько неподдельной преданности и любви к своему хозяину. Когда величественный портрет Карла V (Мадрид, Прадо) был завершен и выставлен для обозрения, в зале собрались приближенные императорского двора и прочие именитые гости. Как свидетельствуют очевидцы, подойдя к картине, Карл был так поражен увиденным, что не смог вымолвить ни слова. Затем он обернулся к художнику и при всех неловко его обнял. Послышались возгласы восхищения, но Карл не стал никого слушать и быстро удалился из зала.
Тициана окружили присутствующие с поздравлениями и выражениями восторга. Канцлер Лос-Кобос тут же поручил ему снять с картины несколько копий для королевских резиденций в Испании и Германии. Все бы хорошо, но перед самым отъездом из полученной тысячи дукатов за работу пришлось половину отдать неожиданно выплывшему из толпы придворных скульптору Альфонсо Ломбарде, которого привез в Болонью феррарский герцог, желая выслужиться перед императором. Оказывается, во время сеансов в зал был пару раз допущен этот ловкач Ломбарде, которого увлеченный работой Тициан даже не приметил. А тот успел все же сделать гипсовый слепок Карла, который пришелся по вкусу императору, и он согласился, чтобы эскиз послужил основой будущего памятника. Поэтому уплаченные художнику деньги якобы следовало разделить со скульптором.
Навряд ли Карл имел отношение к этому дележу. Вероятно, тут сыграли свою роль какие-то дворцовые игры и расчеты, лишившие Тициана половины причитающегося ему гонорара. Находившийся в свите Карла художник Сайзенеггер успел написать в Болонье идентичный портрет императора в полный рост (Вена, Музей истории искусств). Рассказывают, что, сравнив оба портрета, Карл решил больше не обращаться ни к кому, кроме Тициана. Поэтому горевать не пришлось, поскольку заказы посыпались один за другим. Чопорные вельможи из свиты императора загорелись вдруг желанием увидеть себя запечатленными на холсте. Некоторым из них никак нельзя было ответить отказом, и в этом деле помощь Аретино была неоценимой, поскольку, зная светские нравы и безошибочно разбираясь в иерархии, он вовремя и безошибочно мог подсказать художнику, как действовать в подобных случаях.
Тициана не переставал удивлять его друг, который чувствовал себя в пестрой толпе придворных как рыба в воде. Празднества в Болонье подходили к концу, но Аретино решил пока там остаться, видимо, не успев до конца собрать причитающуюся ему дань. Изрядно устав от его советов и бурной деятельности, Тициан отправился в обратный путь, радуясь тому, что сможет спокойно побыть наедине со своими мыслями в дороге. Зима выдалась мягкая, без снежных заносов, и он быстро добрался по накатанной колее до Местре, откуда на пароме не более часа до дома.
