Оттуда Джебэ и Субутай, скача по высокогорным степям, составлявшим основную часть северо-западной Персии, ворвались в провинцию Азербайджан, издавна славившуюся своим богатством, которое ей обеспечивали, во-первых, имевшиеся в ее центре орошаемые оазисы, главным из которых являлся Тебриз, и во-вторых — двойная полоса лесов, ограничивавших ее на востоке и западе.
Монголы устремились к Тебризу, красивому городу, стоявшему в окружении садов посреди аллювиальной долины с развитой оросительной системой и здоровым климатом. Тюркский правитель, атабек Азербайджана Узбег, купил мир Тебризу ценой огромной дани, состоявшей из серебряных денег, одежд и лошадей. На зимние квартиры (1220/21 г.) Джебэ с Субутаем отправились поближе к Каспийскому морю и остановились в месте впадения Аракса в Куру. Едва их конница отдохнула и отъелась в степях Могана, где январь бывает очень мягким и уже в это время там пробивается новая трава, монголы двинулись дальше и в феврале, поднявшись вверх по Куре, вступили в пределы Грузии, христианского государства, в ту пору достигшего апогея своего могущества. Защищая Тбилиси, блистательное грузинское рыцарство, ведомое царем Георгием III, выступило им навстречу. Сшибка произошла в Котманской долине, южнее Тбилиси. Монголы, верные привычной тактике, начали с изматывания противника бесполезными стычками, затем вдруг перешли к массированному наступлению и разбили грузин наголову.
Разграбление, которому варвары подвергли тучные грузинские нивы и богатые селения, украшенные старинными храмами, было поистине ужасным, но слишком быстрым, чтобы действительно разорить страну.
Весной Джебэ и Субутай возвратились в Персию, в ее Азербайджан, и напали на Марагу, один из красивейших тамошних городов, славный садами и огородами, охраняемыми рядами тополей, ореховых деревьев и ракит. По своему обычаю монголы поставили в первый ряд мусульман, пригнанных из соседних деревень. Заняв город 30 марта, они истребили его население и сожгли все, что не сумели унести с собой.
Далее монгольские воеводы решили вернуться в Хамадан, с которого в минувшем году взяли только оброк. Несомненно, город произвел на них впечатление процветающего благодаря своим садам, фонтанам, окружавшим его лугам и зарослям ивняка, питаемым водами горных потоков, стекающих с Эльвенда. Поскольку хамаданцы отказались платить повторную дань возвратившимся монголам, город осадили. Горожане сражались мужественно, рубились отчаянно. В день последнего штурма они дрались с ножами в руках за каждую улицу. Разумеется, монголы-победители ответили им всеобщим избиением и пожарами.
Осенью 1221 года из Хамадана Субутай и Джебэ опять двинулись в Грузию. Притворно отступая, Субутай заманил грузинскую кавалерию в западню к Джебэ. Грузины во второй раз были разбиты наголову.
После этой победы монгольские стратеги замыслили дело поразительной дерзости. Из разграбленного Закавказья они со своми двадцатью тысячами конных ратников решили проникнуть в Европу, мир совершенно им не известный.
Миновав Дербент, «ворота», находящиеся между дагестанскими горами, последними отрогами Кавказа, и каспийским побережьем, они очутились в степях, орошаемых Тереком, Кумой и их притоками и продолжающихся на северо-западе бескрайними русскими «серыми» степями, представляющими собой прекрасный выпас для лошадей и овец и занимающими все северное Причерноморье, от предгорий Кавказа до бассейна Кубани; а также степями «белыми», лежащими на северо-востоке и занимающими солончаковые низины, которые окружают Каспийское море.
Здесь монголы должны были себя чувствовать как дома. После неуютных для них древних культурных земель Ирана и Китая они нашли тут немереные просторы далекой отчизны, бескрайние долины, то выжигаемые солнцем, то пронизываемые холодными ветрами и представляющие собой прекрасное пастбище для их утомленных походами лошадей. Однако по выходе из кавказских ущелий, на пороге вольной степи, монголов внезапно атаковали объединенные силы горцев: лезгинов, черкесов, аланов, древнего народа ирано-скифской расы, исповедовавшего христианство и жившего на берегах Терека и Кумы, а также кипчаков, тюрок, оставшихся «язычниками», то есть немусульманами, кочевавших по южнорусской степи вплоть до Волги. Коалиция представляла собой силу внушительную, но сообразительные баатуры сумели ее развалить, уговорив кипчаков, таких же, как они сами, тюрко-монголов, ведущих скитальческую жизнь. «Зачем, — сказали они им, — вам объединяться с вашими естественными врагами, христианами и мусульманами, против нас, ваших братьев, уроженцев Верхней Азии?» Чтобы добиться от кипчаков нейтралитета, к этническому аргументу Джебэ и Субутай присовокупили довод еще более весомый: они уступили им часть военной добычи.
Оставленные на самих себя аланы и горцы потерпели поражение. Но, как и следовало ожидать, монголы тут же обратили свое оружие и против кипчаков. Разбив «родственников» в пух и прах, они отобрали у них все, в том числе и свои подарки.
Русская земля, в ту пору поделенная на множество княжеств, далее Киева и Харькова, во всяком случае, за Канев не простиралась. Русские князья, которых соседство неисправимых грабителей, каковыми являлись кипчаки, не радовало, в их ссору с монголами до поры не ввязывались. Но самый могущественный из русичей, князь Владимир Суздальский и Владимирский, был женат на дочери кипчакского царя. Благодаря этой семейной связи кипчаки все-таки добились вмешательства в свой конфликт с монголами трех русских князей-соседей, правителей Киева, Чернигова и Галича. Когда русские сошлись на Днепре, Джебэ и Субутай направили к ним десять послов с предложением мира. «Русские, — говорили они, — должны воспользоваться этой благоприятной возможностью, чтобы отомстить кипчакам за давние грабежи. Русским надо объединиться с монголами, а затем поровну поделить добычу. Даже с точки зрения религиозной они должны предпочитать союз с почитающими единого Бога монголами союзу с кипчаками, идолопоклонниками».
Приводя этот последний аргумент, монголы имели в виду, наверно, веру в Тенгри, но не несторианство. Как бы там ни было, вместо того чтобы прислушаться к словам Чингисовых людей, русские парламентеров умертвили. Увы, точно так же четырьмя годами ранее хорезмшах навлек беду на свое государство.
Русская армия силою до восьмидесяти тысяч ратников спустилась вниз по днепровской долине и там, возле Хортицы, вошла в соприкосновение с монголами. Поначалу тактическое преимущество было у русских. Как обычно, симулируя отступление, монголы старались измотать врага и заманить его в западню. Так они отходили девять дней. Дойдя до Калки, небольшой калмыцкой речки, впадающей в Азовское море через реку Кальмиус в окрестностях Мариуполя, Джебэ с Субутаем вдруг остановились и заняли боевые позиции. Русские не только не были готовы к такой перемене в поведении противника, но и оказались неспособными к согласованным действиям. Князь Галицкий, черниговцы и вслед за ними кипчаки устремились на врага, не дав киевлянам времени присоединиться к начавшемуся наступлению. Джебэ и Субутай, похоже, загодя выбрав это место для битвы, русских опрокинули, а князь Галицкий просто сбежал с поля брани (31 мая 1222 г.). Князь Мстислав Романович Киевский, войско которого уцелело, заперся в укрепленном лагере и после трех дней успешной обороны предложил монголам хороший выкуп за возможность уйти. Те условия русских приняли, но убийство послов забыто не было; и когда Мстислав оказался у них в руках, его умертвили, а вместе с ним и всех киевлян. Уместно уточнить, что князь задохнулся под тяжестью наложенных на него досок и ковров. Этой казни русские летописцы простить врагам не могли, но следовало бы знать, что подобная расправа у монголов считалась почетной, ее удостаивались исключительно лица высокородные, дабы не проливать их крови.
