«Но Михаил Ефимович вновь настаивал на подробном рассказе, — пишет Мамсуров в «Журналисте», — объяснил, как важно, чтобы Хемингуэй написал правду об Испании».
Над этим даже посмеяться не удается — просто челюсть отваливается и так и застывает!
И еще одна интересная деталь там же: Мамсуров, как он говорит, рассказывал, а Хемингуэй записывал; беседы кончались за полночь. И в то же время — ходили по улицам. Как же это он в темноте да на ходу записывал? А из помещения, между прочим, на улицу выходят тогда, когда надо перестраховаться от прослушивания. О чем же тогда они говорили? Не знаю. Известно лишь, что в конце жизни Хемингуэй панически боялся ФБР.
Глава 6. По ним звонит колокол
Первым стал Главный советник Ян Карлович Берзин. В мае 1937 года он был отозван в СССР и вроде бы назначен на прежнюю должность начальника Разведуправления, но к исполнению своих обязанностей практически не приступил. 29 ноября он был арестован. Он знал о развернувшихся в стране репрессиях, но не мог даже предположить, что они могут коснуться его — участника трех революций. Потрясенный арестом, Берзин сошел с ума, был помещен в тюремную психиатрическую больницу и умер там 29 июля 1938 года. Причина смерти неизвестна.
Осенью 1937 года из Барселоны отозвали Генерального консула Антонова-Овсеенко. Он тоже был арестован НКВД.
Владимира Александровича Антонова-Овсеенко привели в нашу камеру на третьем этаже Бутырской тюрьмы в феврале 1938 года. Он был нездоров, с опухшими ногами, но держался удивительно бодро. Во второй половине дня вокруг него обычно собирались все обитатели камеры, и Владимир Александрович рассказывал о своих встречах с Лениным, об Октябрьской революции, о борьбе испанского народа против фашизма. О себе он говорил очень скупо. Владимир Александрович ничего не подписал на «следствии». В его деле было триста листов. С негодованием вспоминал следователя, который предупредил его о предстоящей казни. Помнится один эпизод, рассказанный Владимиром Александровичем. Во время одного из допросов в кабинете следователя не был выключен радиорепродуктор. Следователь, озлобленный упорным отказом арестованного подписать клеветнические материалы, назвал старого революционера врагом народа.
— Ты сам враг народа, ты настоящий фашист, — ответил ему Владимир Александрович.
В этот момент по радио передавали какой-то митинг.
— Слышите, — сказал следователь, — слышите, как нас приветствует народ? Он нам доверяет во всем, а вы будете уничтожены. Я вот за вас орден получил!
…Окно нашей камеры было закрыто так называемым «козырьком» — большим железным коробом. Эти козырьки оставляли для глаз заключенных лишь узкую полоску неба. В один солнечный день в камеру через козырек проник воробей, посидел немного на подоконнике и улетел.
— Сегодня кого-то вызовут, — сказал один из заключенных.
Через четверть часа надзиратель вызвал Антонова-Овсеенко. Владимир Александрович начал прощаться с нами, потом достал черное драповое пальто, снял пиджак, ботинки, раздал почти всю свою одежду и встал полураздетый посреди камеры.
— Я прошу того, кто доживет до свободы, передать людям, что Антонов-Овсеенко был большевиком и остался большевиком до последнего дня.
Мы стояли молча, потрясенные. Дверь камеры открылась вновь. Антонов-Овсеенко направился к выходу. У самого порога он остановился, обнял товарищей, стоявших рядом.
— Прощайте, товарищи, не поминайте лихом! (Из воспоминаний Ю. М. Томского. «Новый мир», 1954, № 11, стр. 212)
Та же участь постигла Посла СССР в Испании Розенберга.
Сменивший Берзина Григорий Михайлович Штерн по возвращении в СССР был назначен на Дальний Восток на место расстрелянного кавалера ордена Боевого красного знамени № 1 Блюхера, стал членом ЦК КПСС и Депутатом Верховного Совета СССР, получил звезду Героя Советского Союза, занял пост начальника противовоздушной обороны страны и был расстрелян в 1941 году.
«Верховный» руководитель советских секретных служб в Испании Александр Орлов был вызван в Москву летом 1938 года, но…
Он хорошо знал, что там происходит, и не поехал. Его еще раз вызвали, но он опять не поехал. 12 июля дверь в кабинет Орлова открылась, и он увидел двух незнакомых ему мужчин, однако выражение их лиц было ему хорошо знакомо. Орлов отложил в сторону бумаги, и в тот же момент раздались два выстрела. Визитеры грохнулись на ковер, а Орлов, вынув из сейфа документы и большой запас валюты, бежал на самолете и эмигрировал в Канаду, затем в США. (По рассказу автору А. Спрогиса, подтвержденному шифровальщиком Лоти, Львовичем.)
В 1953 году в Нью-Йорке вышла книга Орлова «Тайная история сталинских преступлений», в которой он изложил другую версию своего бегства, более правдоподобную, а потому и более сомнительную, а сам Орлов продолжал жить как почтенный гражданин Соединенных Штатов.
Был арестован и Михаил Кольцов, который, как пишет Hugh Thomas, умер при неизвестных обстоятельствах в 1942 году. По материалам уголовного дела, Кольцов был расстрелян в 1939 году. Однако брат Кольцова, художник Борис Ефимович Ефимов, рассказал мне, что посетивший его после войны художник Михаил Храпковский видел Кольцова в июле 1942 года в тюрьме г. Саратова. По сведениям же из других источников Кольцов был расстрелян в 1942 году в тюрьме города Орла, когда при подходе фашистов возникли трудности с эвакуацией заключенных.
Хаджи Мамсуров дослужился до генерал-полковника, стал Героем Советского Союза, Заместителем начальника Главного Разведывательного управления Генштаба Вооруженных сил СССР, преподавателем Академии Генштаба и умер 5 апреля 1968 года.
Сменивший Мамсурова в Испании Христофор Интович Салнынь был отозван в марте 1938 года. Работавший под его руководством Андрей Эмилев, он же Турок, который принял отряд Артура Спрогиса, вспоминает, что, уезжая в СССР, Салнынь говорил: «Я старый большевик, моя душа чиста, но со мной случится то же, что и с Берзиным». «Его арестовали недели через две после приезда, — говорит Андрей Эмилев. — Во время обыска у него ничего не нашли. При втором обыске в просверленных ножках стола у Гриши нашли старые документы, которые он хотел сохранить».
История с документами очень сомнительна. Во-первых, уезжая в Испанию, он, конечно, ничего не оставил бы в ножках стола. Во-вторых, вернувшись, он ничего не положил бы туда, так как ждал ареста. В-третьих, ножки стола высверливают спекулянты валютой, а не разведчики такого класса, как Салнынь.
