«Милая Катька, глупая, милая Катька, — писала она 2 августа. — Я-то тебя понимаю, понимаю ничуть не меньше прежнего; знаю, что и ты меня понимаешь, понимаешь во многом, почти во всем. (…). Я сейчас не хожу на могилу, потому что вид ее приводит меня в бешенство, вернее, не вид, а то глупое мучительное, тоскливое замирание, какое невольно появляется во мне, когда я там. Ведь я прекрасно знаю, что могила — это не Сергей, его нет нигде, во всем мире нет и не может быть его, так чего ж я, дура, ищу в этой могиле; чего ж я, дура, смотрю с безумной болью на карточку, чего ж я ищу в этой карточке — ведь все равно его нет со мной, его нет вообще нигде. Зачем же возвращаться к этому, почему не уйти и зачем оглядываться в эту ужасную пустоту. При всем моем романтизме, я не могу ничего получить от поклонения могиле и карточке, я не могу примириться и найти утешение в печали, оплакивании в слезах. Слишком я все же трезвый и рассудочный человек. Эта трезвость поддерживает романтизм тогда, когда есть куда стремиться; тогда я куда угодно и на что угодно могу дойти. И это некуда идти началось весной прошлого года — не от того, что Сергей ушел, а оттого, как он ушел, как грубо разрушил тот облик свой, который я любила. Значит, я не туда отдала все самое лучшее, куда надо было, не раз думала я. Это был первый за всю мою жизнь удар. Горя и несчастия в обычном понимании для меня нет».
Бениславскую продолжало интересовать все, что было связано с С. Есениным. Она собирала материалы о биографии и творчестве поэта, писала «Воспоминания о Есенине», просила Аню Назарову также засесть за мемуары.
Мемуары Галина Бениславская писала с большим душевным напряжением. «Воспоминания Бениславской, — свидетельствует известная исследовательница творчества С. А. Есенина Н. И. Шубникова-Гусева, — так и не были вполне закончены и отделаны. Последние страницы написаны от руки и не отпечатаны. Некоторые эпизоды самых тяжелых дней сильно затянуты и нуждались в сокращении. Неотредактированные куски нарушали объективное соотношение трезвых деловых дней и пьяных вечеров. (…) Субъективизм и даже предвзятость Бениславской, особенно в оценке есенинского окружения, также вполне понятны: быть беспристрастной она не могла, настолько глубоко все происходящее задевало и ранило ее. За это она уже решила отплатить собственной жизнью. Отсюда поспешные, часто неверные суждения о том или ином лице: Клюеве, Ганине, Дункан, Сахарове и др. Теперь она обвиняла всех, кто пользовался доверием, помощью и поддержкой Есенина».
В «Воспоминаниях» при характеристике того или иного лица Галина Бениславская руководствовалась принципами, о которых писала Е. Есениной 2 августа 1926 г.: «У меня очень большие требования к жизни, не к платьям, не к роскоши и положению, а к содержанию людей и отношений с людьми, с которыми мне по пути в жизни. Если человеку есть чем заплатить, есть в нем духовное богатство, то его недостатки, пороки и прочее, все для меня окупается. И наоборот при духовном убожестве, я делаюсь нетерпимой к малейшей неловкости, не только что к недостаткам.».
Не все запомнившиеся события вошли в текст воспоминаний. Как-то попалась Галине книга «А. Блок. Стихи (1898–1921): не вошедшие в собрание сочинений». Сборник был издан в Петрограде в 1924 г. с предисловием Л. Блок (Менделеевой), жены поэта. Г. Бениславская на отдельном листочке прокомментировала: «С. А. читал весной 1925 г. Был возмущен женой Блока, что она по недомыслию или «деньги ей, что ли, нужны, вытаскивает грязное белье Блока, публикует неудачные, им самим отброшенные стихи. 25/IХ — 26». В «Воспоминания» этот эпизод не включила.
Бениславская просит А. Назарову вспомнить и записать некоторые важные события и эпизоды из жизни Есенина. 20 июля 1926 года А. Назарова приезжает к себе на родину вместе с собакой Есенина по кличке Сережка. Она так сильно заботилась о собаке, что не находила времени для записи воспоминаний о поэте.
Свои воспоминания опубликовала подруга Бениславской Софья Виноградская. В 1926 году в библиотечке серии «Огонек» (№ 201) вышла небольшая ее книжечка «Как жил Есенин», в которой рассказывается о взаимоотношениях поэта с родными, друзьями, знакомыми, о неустроенности его быта, об отношении Есенина к молодым поэтам, в судьбе которых принял немалое участие. Это было участие «не только советом: он оказывал многим жизненную поддержку… Бездомные, без денег, они находили у него приют, ночлег, а ко многим он настолько привязывался, что втягивал их в свою жизнь». По словам С. Виноградской, ее воспоминания — «это лишь наброски, штрихи того Есенина, каким его удавалось видеть в течение нескольких лет». Поведала об истории создания стихотворений «Есть одна хорошая песня у соловушки…», «Ты запой мне эту песню…», «Годы молодые…». Показала сложную, противоречивую фигуру Есенина, «мученика своих же стихов»: «Он злился за то, что все свои мысли, все свои чувства выливал в стихах, не оставляя тем самым ничего для себя. Не писать он не мог. А в промежутках между писанием он хворал, пил…». И далее: «Вне стихов ему было скучно. Они словно высасывали из него все соки. Ведь к стиху своему он был очень требователен. Он пел не голосом, а кровью сердца…». С. Виноградская сделала вывод, что «правдивость — одна из самых характерных черт творчества Есенина. Будущий библиограф установит эту исключительную, непосредственную связь между сюжетом в стихах и событиями в жизни поэта».
Бениславская строго распланировала, что ей нужно сделать перед уходом из жизни. Она привела в порядок имевшийся у нее архив С. Есенина, оставшийся после его смерти. О том, что она работала с этими документами, свидетельствуют оставленные ею пометы на письмах и автографах поэта. Многие знали, что у нее хранятся ценные есенинские материалы. Профессор Е. Ф. Никитина обратилась к Бениславской 25 февраля 1926 г. «Очень прошу Вас, — писала она, — помочь нам в работе над увековечиванием памяти С. Есенина и представить на крайне краткий срок материалы, о которых говорил Вам уже Вадим Габриэлович (Шершеневич). Он вчера никак не мог свестись с Вами, несмотря на все старания и предложил мне обратиться к Вам лично. Отвечаю за каждую букву, полученную от Вас. Была бы рада повидаться с Вами и, если хотите, передам Вам имеющийся у меня материал, связанный с дорогим мне образом Есенина».
Галина Бениславская тщательно обработала свой личный архив и значительную его часть, как и другие дорогие и памятные ей личные вещи, фотографии и рисунки, оставила А. Г. Назаровой, которая хранила их долгие годы.
На различные житейские ситуации не обращала внимание. В сентябре получила официальное письмо от юрисконсульта издательства «Правды» и «Бедноты»:
