Издатель «Революсьон де Пари» Прюдом рассказывал, что примерно за час до убийства Друга народа к нему пришел некий гражданин Пио и взволнованно сообщил: он только что побывал у Марата и сказал журналисту, что французы стонут под гнетом тирании нынешнего правительства, на что Марат ответил ему: «Сегодня Францией правят дураки. Стране нужен диктатор, но чтобы диктатор смог стать у руля власти, нужно проливать кровь, и не каплями, а потоками». «Я стоял возле ванны, где сидел Марат, — продолжал Пио, — смотрел на него и понимал, что жить ему осталось не больше месяца». Следовательно, заключал Прюдом, убийство, совершенное Шарлоттой, оказалось совершенно бесполезным. Еще Прюдом утверждал, что за два дня до убийства Марата его вечером посетила Шарлотта Корде и за время их беседы он успел убедиться, сколь твердым характером обладала девушка и сколь сильно она ненавидела тиранию. О том, посвятила ли она его в свои планы, Прюдом умолчал. Впрочем, правдивость его рассказа вызвала большие сомнения.
Зафиксированный летописцами рассказ, даже если он и является плодом фантазии Прюдома, свидетельствует об одном: к моменту гибели позиции Марата как политического лидера сильно пошатнулись, и его союзники втайне считали дни, когда, наконец, болезнь окончательно выведет его из строя. Марат внушал страх, но теперь, когда он перестал существовать, все с восторгом бросились воздавать ему поистине королевские почести.
Против помпезных похорон выступил Робеспьер, считавший, что обсуждение состояния тела Марата и способов увековечения его памяти наносит делу республики только вред:
«Знаете ли вы, какое впечатление производит на человеческое сердце зрелище похоронной церемонии? Глядя на нее, народ думает, что друзья свободы таким образом как бы возмещают понесенную потерю и что отныне они не обязаны отомстить за нее; они удовлетворяются отданными добродетельному человеку почестями, желание отомстить за него потухает в их сердцах, равнодушие следует за энтузиазмом, и память о нем рискует быть забытой. Надо, чтобы убийцы Марата и Лепелетье искупили на площади Революции свое ужасное преступление. Пособники тирании, вероломные депутаты, развернувшие знамя мятежа, те, кто постоянно точит нож над головой народа, кто погубил родину и некоторых сынов ее, должны ответить нам своей кровью».
Несмотря на предсказанные Робеспьером гибельные последствия, пышные похоронные торжества состоялись. «Пособники тирании» расплатились потоками своей крови. «Отряды Марата», организованные комиссаром Конвента Каррье, посланным усмирять жителей Нанта за сочувствие вандейцам, с конца 1793-го и до конца февраля 1794 года уничтожили около десяти тысяч человек. Каррье получил прозвище «Нантского утопителя» — за то, что связывал попарно мужчин и женщин и бросал их в воду. Сам Каррье называл изобретенный им способ истребления неугодных «республиканской свадьбой», ибо предпочитал связывать женщин с неприсягнувшими священниками. Тех, кто пытался всплыть, добивали «отряды Марата».
Ни одна из секций не осталась в стороне от торжественных церемоний, посвященных памяти Марата. Тело Друга народа выставили в помещении церкви кордельеров, где проходили заседания клуба; рядом поместили его окровавленную рубашку и ванну. Два человека у изголовья через небольшие промежутки времени поливали тело ароматическим уксусом и поддерживали горение благовоний. Над возвышением протянулся лозунг: «Марат, Друг народа, убитый врагами народа. Враги народа, умерьте вашу радость, у Друга народа найдутся мстители». Ораторы от секций говорили речи, женщины бросали на помост цветы. «Марат умер! — восклицал оратор. — Умер, убит Друг народа! Но не будем произносить хвалебные речи над его безжизненными останками! Лучшей похвалой ему было его поведение, его сочинения, его кровоточащая рана и его смерть… Гражданки, осыпайте цветами бледное тело Марата! Марат был нашим другом, другом народа; он жил для народа и умер за него!» «Довольно стонов, — вступал следующий оратор. — Прислушайтесь к великой душе Марата, она пробуждается и говорит нам: "Республиканцы, довольно слез… Республиканцы вправе пролить лишь одну слезу, ибо долг призывает их думать об отечестве! Не Марата хотели убить враги, а республику, народ, — вас самих!"»
Извещенные о смерти Марата депутаты в Конвенте один за другим поднимались на трибуну, дабы произнести прочувствованную речь и одновременно засвидетельствовать свой патриотизм. «Убийство Марата — самое печальное событие, случившееся со времени провозглашения республики! — восклицал Эбер. — Так прольем же слезы на могиле Марата! И пусть все добрые патриоты будут начеку, ибо кинжал убийцы занесен над каждым из них». Осмотрительный Друэ призвал граждан обратить смерть Марата на пользу революции: «Граждане, совсем недавно вы увенчали Марата лаврами, а сегодня несете ему ветви кипариса! Вы хотите отомстить за его смерть. И вы отомстите! Но давайте сделаем так, чтобы великое несчастье, избежать коего было не в наших силах, обернулось на пользу дела свободы…» Выступивший на заседании Шабо изобразил убийцу в самых неприглядных красках, а в завершение сказал: «Пока вы не можете покарать сообщников преступной Корде. Так удвойте же вашу энергию против заговорщиков в Кане и их сообщников в Париже, сидящих в самых недрах Конвента!» Свою речь Шабо заключил предложением перенести останки Марата в Пантеон. Против его предложения выступил Робеспьер. «А что это за честь? — заявил он. — Кто покоится там? Кроме Лепелетье я не вижу там ни одного добродетельного человека. Неужели его положат рядом с Мирабо, с этим интриганом, методы действий которого всегда были преступными?»
По предложению Давида Конвент принял решение участвовать в полном составе в похоронах Марата, которые планировали провести 17 июля, но из-за стремительного разложения тела пришлось проводить 16 июля. По причине сложности бальзамирования врач Дешан предъявил Конвенту счет на шесть тысяч ливров. Сумма показалась завышенной, и врачу Десо поручили это проверить. Десо проверил и сумму признал справедливой, но в официальном ответе написал, что «истинный республиканец уже должен считать великой наградой оказанную ему честь бальзамировать останки великого человека, которому отечество желает воздать высшие почести». Бовале поручили сделать посмертную маску и бюст Марата, с которого немедленно стали штамповать сотни новых бюстов и водружать их в общественных учреждениях. Самые первые бюсты Марата установили в Конвенте и в коммуне Парижа. Позднее в здании Конвента будет выставлена и картина Давида «Смерть Марата» с надписью на постаменте: «Не сумев подкупить его, они его убили». Когда Давида спрашивали об этой работе, он всегда отвечал: «Этого человека я писал сердцем».
