В разговоре, помню, я спросил:
— А как же дети?
— О моих детях позаботятся мать и сестры…
Глаза ее затуманились непрошеной слезой…
Я понял ее душевную боль.
Это была наша последняя встреча.
Возвращаясь в 1945 году из отпуска в свою воинскую часть, я задержался в Минске и зашел в ЦК КПБ. Там я узнал, что Вера Хоружая погибла в борьбе против немецко-фашистских захватчиков. Больно сжалось сердце… Не стало еще одного близкого друга, товарища по совместной борьбе.
Вера не увидела своими глазами великую победу советского народа, руководимого Коммунистической партией, верным солдатом которой она была до последнего вздоха.
Смерть ее и ее соратниц (в числе которых была и подруга Веры по тюрьме «Фордон» Софья Панкова) была не напрасна. Воссоединенная Белоруссия процветает в дружной семье народов Великого Советского Союза.
А Польша стала народной, социалистической. Дружба русского, белорусского, украинского, литовского и других советских народов с польским народом в их совместной борьбе за мир и коммунизм сегодня крепка, как никогда.
И в фундаменте этой дружбы есть кирпичик, положенный Верой Хоружей — верной дочерью белорусского народа.
Советский народ никогда не забудет тех, кто отдал свою жизнь за его счастье.
Н. Орехво
Июль 1960 г.
Прибываем на станцию Быдгощ. Стража не дает осмотреться. Заставляют быстро усаживаться в стоящую наготове тюремную машину. Путь лежит к местечку Фордон, расположенному на далеком берегу Вислы. В этом глухом уголке панской Польши — центральная женская каторжная тюрьма. Туда пилсудчики везут осужденных за революционную деятельность и принадлежность к Коммунистической партии.
Проезжаем мимо крытых черепицей домов, огородов, садов. На мгновение удается выглянуть в крошечное окошко, пересеченное железными прутьями. Раздаются окрики конвоиров: «Не сметь!..» Глаз едва успел схватить голубой лоскут неба, промелькнувшее очертание окрестности. Сквозь шум доносятся людские голоса. В машину проникает свежий утренний воздух. Можно понять, как мы истосковались по звукам и запахам жизни за время, проведенное в камерах охранки и следственных тюрем. Жаль, очень жаль, что путь уже закончен.
Машина остановилась. Загремели ключи и железные запоры. За спиной — резкий скрежет. Дверь заперта и… на долгие годы. Что ждет нас? Ведь и здесь, в фашистском застенке, вдали от жизни, ни на минуту не ослабим борьбы!
Надзирательницы грубо торопят. Впереди — мрачные стены приземистого здания, зарешеченные щели — окна камер. Вдруг из-за решетки замечаю взмах руки и родное, близкое лицо… Вера! Вера Хоружая.
Гонят в тюремный корпус. Не успеваю прийти в себя от охватившего волнения, как дверь камеры уже захлопнулась. Нахлынули воспоминания.
…Зима 1921 года. В нашем холодном и тускло освещенном молодежном клубе имени Карла Либкнехта в Бобруйске, как всегда, людно и весело. С группой комсомольцев разбираем пачки книг. В библиотеку входит стремительной походкой хрупкая девушка среднего роста со светлыми вьющимися волосами.
— Здравствуйте! Я Вера Хоружая. О! Как у вас много книг!
Внимательный, сосредоточенный взгляд серо-голубых глаз. Большой лоб. Простая. Приветливая. Весь вечер мы не расстаемся. На другой день уже как давнишние друзья вместе отправляемся на субботник. В изрядно поношенном полушубке, повязанная платком, Вера вместе со всеми комсомольцами расчищает железнодорожные пути, грузит дрова в вагоны. Она трудится буквально до седьмого пота, руки вспухают от холода и напряжения. Всех нас мучительно гложет голод, но не умолкает звонкий заразительный смех Веры, сыплются шутки.
…По улицам города идет ночной дозор. Это патруль частей особого назначения охраняет город от налета белобандитов. Среди дозорных с винтовкой в руках часто можно было встретить и Веру.
А вот она на самой окраине города, на собрании рабочей молодежи лесопильного завода. Вечером ее можно застать в школе ликвидации неграмотности, в политкружке. В нашем клубе она проводит «Вечер вопросов и ответов», собирает вокруг себя подростков и с увлечением читает им книги, пересказывает воспоминания старых большевиков о борьбе против царизма, борьбе в тюрьмах и на каторге.
…Десятки верст шагает она по глухому бездорожью Бобруйщины. В лесу, в зарослях кустарника, у дороги враг нередко подстерегал коммунистов, советских активистов. Но опасность не может остановить Веру. С увесистой пачкой свежих газет ходит она из деревни в деревню. Организует комсомольские ячейки, избы-читальни, кружки по обучению грамоте. Беседует с крестьянами, объясняет им политику партии, смысл происходящих событий. А на обратном пути в город несет букеты полевых цветов. Живую радость доставляют ей лежащие в густых зарослях тростника озера, тихоструйные речки, сосновый бор, поля и луга. Очень любит Вера родную белорусскую природу.
Из деревни возвращается она оживленная, полная впечатлений и энергии. Добывает буквари, книжки по агротехнике, сборники революционных песен и пьес, кумач. Все это отправляет в деревни. Ведет оживленную переписку с Колей Одинцом, Витей Войновым, Ваней Голодко, Петей Печенко и многими другими сельскими комсомольскими активистами.
— Что значительного сделала я? С чем иду сегодня на партийное собрание, и примут ли меня в члены партии? — тревожно думает Вера, делясь со мной мыслями. — Там ведь будут старые рабочие-большевики, заслуженные люди. Они и революцию делали, и воевали на фронтах, и советскую власть установили. А я что? Хочу быть в партии, да и только… Это все, что могу сказать.
Веру Хоружую приняли в члены Коммунистической партии.
Часто мы любили бывать вдвоем, обмениваться впечатлениями, говорить о делах, о прочитанных книгах, читать стихи. Помню, с каким особым трепетом Вера читала Гете:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идет на бой!
Она читала так, что чувствовалось, как крепко запали ей в душу мысли великого поэта и как слились с ее собственными стремлениями.
Я шагаю по камере вся во власти воспоминаний. Живо представляются притихшие улицы Минска, по которым мы долго бродили. Ночь. Прощаемся. Но почему-то не уходим. Потом Вера приближается ко мне и проникновенно говорит:
— Если бы ты знала, какой у меня в душе пожар!..
Прошло шесть лет. Мне хорошо знакомо и понятно все, что было в жизни Веры с той поры, как мы расстались, и какой у нее тогда был «в душе пожар». Мы опять вместе. Впрочем, вместе и не вместе. Где ее камера? Как встретиться с ней?