Я понял все еще до того, как один медик спросил:
– Вы в последнее время видели вашу соседку?
Виктор полчаса бил в дверь и наконец сломал ее. Он вошел внутрь и очень скоро вышел.
– Жива? – спросил я.
Он покачал головой.
Тело Нэнси под простыней выкатили на носилках. Дверь заперли на висячий замок и заклеили желтой полицейской лентой, а вдобавок оставили предупреждение на флуоресцентной: никому не входить. В конце коридора поставили промышленный вентилятор, чтобы развеять запах.
Когда Джули проснулась, я рассказал ей. Она села на диван, закрыла лицо руками и молчала, кажется, целых две минуты. Наконец она подняла покрасневшие глаза.
– Я видела ее неделю назад. Она все беспокоилась, как я справлюсь.
Я покачал головой.
– От чего она умерла?
– Пока неизвестно.
– Я же говорила им про запах. Говорила. Этого я и боялась.
Когда что-нибудь происходит, я всегда пытаюсь найти библейский прецедент – историю, которая поможет взглянуть на вещи шире. Но для смерти Нэнси ничего не находится. В Библии мало сказано о жизни и смерти в одиночестве. Адам сначала был один, но недолго. Бог решил: «Не хорошо быть человеку одному». В библейские времена мельчайшей ячейкой общества был не человек, а семья. У Нэнси не было ни семьи, ни детей – только горстка друзей, с которыми она виделась довольно редко.
Этой ночью мы с Джули лежим в постели, слишком уставшие, чтобы читать перед сном.
– Может… помолимся?
Джули смотрит на меня так, словно я предложил пригласить к нам в постель официантку из кондитерской на углу.
– Ты серьезно?
– Прочтем благодарственную молитву. Мне они помогают. Не обязательно называть это молитвой. Можно просто благодарить.
Джули какое-то время молчит.
– Ну ладно.
– Начнем с простого.
– Благодарю за наше здоровье и наших детей, – говорит Джули.
– Благодарю за то, что мы были знакомы с Нэнси, – продолжаю я.
– Благодарю за то, что твой проект заканчивается.
Поминки проходят через два дня в квартире женщины, которая чуть-чуть знала Нэнси – они обе принадлежали к неформальной клике собачников нашего дома. Поскольку у Нэнси не было родственников, в основном все организовала Джули: отыскала нескольких друзей и повесила в холле объявление.
Пришло около десяти человек. Школьный друг Нэнси Дэн читает ее письма. Это болезненно искренние рассказы об одиночестве и «надломе», оставшемся со времен 60-х. Мы передаем друг другу обложку для альбома Джимми Хендрикса, которую она нарисовала. Люди говорят примерно так: «У нее была трудная жизнь, но по крайней мере под конец она обрела мир и покой в компании своей собаки Мемфиса».
И мы обсуждаем страшное совпадение, словно взятое из чеховского сюжета: она умерла от сердечной недостаточности и астмы. Астма развилась из-за собаки.
Если вы попытаетесь буквально выполнить правило из Книги Левит 19:18 – «люби ближнего твоего как самого себя», – то, скажем прямо, у вас не получится. Потому что для этого пришлось бы поставить мечты, карьеру, детей, домашних животных и финансы ближнего наравне со своими. Вот почему чаще используется менее жесткое, но бесконечно мудрое «золотое правило нравственности»: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы другие поступали с тобой».
Пока Нэнси была жива, я не преуспел в выполнении «золотого правила». Она была рядом, была моим «ближним» в буквальном смысле этого слова. Жила через две двери. А я халтурил. Никогда не приглашал ее на ужин. Так и не собрался взяться за дело и помочь ей опубликовать книгу о Джимми Хендриксе. Так и не купил ей подарок в ответ на подарки Джасперу. Так и не сделал для нее «мицву». Но у меня появился шанс частично искупить свою вину. Бигля Нэнси по имени Мемфис пока никто не забрал. Он временно живет в квартире других соседей, но та семья не может взять его надолго. Поэтому на следующий день я начал лихорадочно искать Мемфису дом, чтобы избавиться от ощущения бессилия.
Я пошел на сайт рекламных объявлений craigslist, но прочел там предупреждение Американского общества против жестокого обращения с животными. Какие-то психи забирают собак и потом ради забавы пристреливают их или бросают в реку. Настроение не улучшилось. Тогда я разразился шквалом электронных писем всем, кого вспомнил. К письмам я прикрепил фото Мемфиса, снятое несколько часов назад. У него и так была грустная морда, но теперь он повесил нос до земли. Кто-нибудь возьмет одинокого песика?
Ответил друг друга. Он хотел познакомиться с одинокой собакой. И приехал, одетый в костюм и галстук, вместе с женой и детьми.
– Давайте подумаем, – сказала жена, пока дети чесали Мемфису голову.
Возможно, это была благоразумная мысль. Но дети не собирались ждать, и Мемфис отбыл в загородный дом с двором и крыльцом. На следующий день у меня было такое чувство, что по крайней мере Нэнси понравился бы этот поступок. А еще я вернулся к вопросу, который она задала много месяцев назад.
Помог ли я, потому что мне велела Библия, или по доброй воле? Может, найти собаке новый дом – удобный и легкий способ стать более этичным ради книги? Вполне вероятно.
Я обратился с этим вопросом к духовному советнику Грегу Фраеру, лютеранскому священнику, который живет в одном доме с моими родителями. Вот что он сказал:
– Клайв Льюис говорил, что разница между попыткой выглядеть лучше и настоящим улучшением тоньше, чем могут вообразить ищейки на ниве морали.
Короче говоря, притворяться хорошим человеком – лучше, чем ничего. Отличная цитата, и к тому же в ней есть метафора с собаками. Я решил, что это судьба, и поблагодарил преподобного Фраера и Клайва Льюиса за избавление от мук совести.
Через несколько дней три человека в белых костюмах химзащиты пришли чистить квартиру Нэнси. Они положили все – одежду, бумаги, сковородки – в черные мусорные мешки. Уже десяток таких мешков стояло в нашем холле, а они только начали.
Я закрыл лицо красной банданой, надел желтые перчатки для мытья посуды и прошел в квартиру.
– Кое-что посмотрю быстренько, – сказал я до того, как они успели спросить, есть ли у меня на это право.
Я просочился в захламленную комнату и нашел на столе в углу стопку бумаги. Бегло взглянув, понял, что это очень сырой черновик ее мемуаров, и забрал его.
– Спасибо! – сказал я на выходе.
Вернувшись в квартиру, я сел на диван и прочел написанные от руки страницы. Это оказалась непростая, но хорошая книга. И далеко не законченная: иногда на странице был только фрагмент предложения. Не знаю, опубликуют ли ее когда-нибудь. Надеюсь, что да. Но на случай, если нет, вот предложение с сорок первой страницы, которое потрясло меня до глубины души. Это о наброске портрета Джимми Хендрикса, который стал обложкой для его альбома.
«В итоге я продала оригинал Hard Rock Café, и не только потому, что мне не помешали бы деньги. Просто я боялась: если я умру, его выставят на улицу в черном полиэтиленовом мешке, как обычно поступают с вещами умерших. Но теперь он в безопасности».
…и было в устах моих сладко, как мед.
Иезекииль 3:3
День 374. У моей племянницы Наталии сегодня бат-мицва в Нью-Джерси. Как вы, возможно, знаете, самое важное в современной бар– или бат-мицве не чтение отрывка из Торы и не зажжение свечей. Необходима тема: спорт, рыцари Круглого стола, что угодно. Недавно я был на бар-мицве мальчика Зака под названием «Заковы войны: месть Торы». Название не очень-то согласовалось с запретом на месть в Книге Левит. Тема Наталии – «Шоколадная фабрика Вилли-Вонки».
Наталия с мамой превзошли сами себя. Они прислали приглашения, обернутые вокруг плиток шоколада. Ее мама потратила не одну неделю, чтобы сделать двадцать два умпа-лумпа[246] из папье-маше. Столы они заставили мисками с конфетами Skittles и M&M’s.
Джаспер начал ерзать, и я вынес его на танцпол, где мы присоединились к тринадцатилетним одноклассникам и шестидесятивосьмилетним двоюродным бабушкам. Мы танцевали под песню Бейонсе, и тут я испытал необычное чувство. Оно словно накрыло меня, а потом и Джаспера, и вот уже распространяется, словно капля клюквенного сока в стакане воды. Оно расходится по комнате, окружая племянниц, племянника, Джули и моих родителей. Вот так, на восхитительно глупом ритуале, в окружении гигантских конфет, я опустил барьеры, и мое чувство проникло сквозь стенки черепа, вышло на свободу и заполнило комнату. И оно продолжает расти. Мне даже кажется, оно выплеснулось из дверей и окон на стоянку и подъездную дорогу.
За год я не раз был к этому близок. Например, во время гипнотического транса, когда смотрел на проповедника-змеедержца. Но еще никогда я не отдавался ему полностью – только парил в паре метров над землей, как воздушный шар, еще привязанный тросом.
