Геннадий Васильев - В Афганистане, в «Черном тюльпане»

Богунов говорил громко, почти кричал, но голос его тонул в разносимой могучим ветром снежной гуще, рассыпался брошенной снежной горстью.

— Шевелись, ребята, через полчаса будем рыть землю в полной темноте, как слепые кроты. Нужно торопиться.

Матиевский, нагнув голову от колючего ледяного ветра, подбросил Шульгину новый валун. Ресницы были запудрены снегом. По щекам изредка пробегали слезы, оставляя блестящий морозный след.

— Товарищ лейтенант, вы бы посидели в сторонке. В других ротах офицеры сами себе окопы не роют, — он выдохнул изо рта густой пар.

— Ничего, у-уф… — ответил задыхающийся Шульгин, — работа никого не унижает.

— Во-от это буран! — крикнул сержант Богунов. — За два года впервые вижу такой страшный бардак. Просто озверевшая стихия…

Богунов скинул с плеча каменную глыбу.

Мельком взглянул на свои окровавленные, онемевшие на морозе пальцы.

Вытер ладони полой бушлата.

— Классная получается хата. Вы настоящий каменщик, товарищ лейтенант.

— Стараюсь…

Из-под ногтей Шульгина выступала густеющая на ветру черная кровь.

— Не похожи вы на политработника, товарищ лейтенант.

Шульгин откинул со лба заснеженную прядь волос:

— Что, привыкли видеть политработников с бумажными папками, газетами и плакатами. Руки в чернилах, да…

— Да уж привыкли.

Андрей усмехнулся. Не спеша, залепил сырой глиной провалы между камнями.

— Я офицер, а не чиновник. Офицер Советской армии! Это многое значит.

Матиевский подал Шульгину новый камень:

— Слыхали, как же… Офицерская честь и все такое… У офицеров даже суд чести имеется, правда?

Андрей улыбнулся:

— И суд чести тоже есть. Правда, он от партийных собраний ничем не отличается. Я вам скажу, что главный суд чести вот здесь, — Шульгин хлопнул себя по груди.

— Суд собственной совести! Этот суд самый страшный…

Каменная гора выросла Шульгину по грудь. Он махнул рукой:

— Все! Хватит камней… Получилась недурная избушка. Теперь делаем перекрытие.

Богунов достал прочный деревянный сук, который он приготовил еще засветло. Уложил его поверх каменной кладки. Потом солдаты взялись за края плащ палатки, натянули ее поверх перекладины, придавили края камнями, быстро присыпали мокрыми комами земли, прихлопали ладонями. Каменное гнездо получилось на славу.

Матиевский на четвереньках пролез в оставленный проход.

— Ого-о… Вот это пещерка! Красота! Правда, темно здесь, как у негра в штанах. Подождите, вымету из хаты снег.

Тут же посыпались наружу комья грязной снежной каши.

— Снимайте «лифчики», ребята. Сейчас мы их расстелем периной. Э-эх, видел бы наш старшина эту опочивальню!

Шульгин и Богунов сняли с себя бронежилеты, просунули в провал.

— Вот это сказка!.. Сочи!.. Действительно, где наш любимый старшина? Вот бы он посмотрел. Это же не окоп, а мечта всей его жизни!

Андрей заглянул в каменное укрытие.

— Если потесниться, в нашем логове хватит места еще на одного человека. По-моему, здесь у нас самое теплое место на высоте, — он повернулся к Богунову.

— Вот что, Богунов, я понимаю, что у тебя майка примерзла к спине, но есть серьезное поручение. Нужно найти и привести сюда Осенева.

Богунов согласно махнул рукой.

— Все правильно, товарищ лейтенант. Стоящая мысль! Осенев зачем-то к своему взводу прибился. А зря! С нами ему будет лучше. У нас теплее.

— Однако найти его будет непросто, — Андрей окинул взглядом густую снежную мглу. — Сам видишь, что творится. В этом буране дальше пяти шагов от окопа отойти нельзя. Ветром закружит, как снежинку, назад дорогу не найдешь, — Шульгин хлопнул Богунова по плечу. — Поэтому посылаю именно тебя, сержант. Дерзай. Кроме тебя никто на такое не способен.

Матиевский хлопнул Богунова по плечу.

— Не оплошай, Коля! Смотри, к «духам» не прибейся! Дуй прямо по ветру! Осенев сейчас в первом взводе. Они окапывались на левом фланге роты, на соседней вершине.

— Тебе придется пройти по всему хребту и по седловине к их огневым позициям, — добавил Шульгин. — Светлой ночью такая дорога — пустяк. Но сейчас в этом снежном аду, — Андрей ткнул пальцем в темные снежные клубы, — пойдешь, как с завязанными глазами.

Он схватил Богунова за воротник бушлата, прижал к себе:

— Давай, Коля, действуй! Доставь нам Осенева! Хоть за пазухой его принеси, понял!

Богунов развернулся. Шагнул навстречу ветру, и снежный буран мгновенно поглотил его, сомкнулся за ним ледяной стеной.

Потянулись долгие томительные минуты. Шульгин и Матиевский сидели в укрытии, тесно прижавшись друг к другу, укрытые плащами с головой, дышали мокрым паром, проваливаясь в черную дрему без сновидений.

Через час Шульгин растормошил Матиевского.

— Все-е! Ждать больше невозможно. Кажется, Богунов сам потерялся.

— Похоже на то! — сердито проворчал Матиевский, — а что делать теперь?

— Будем выходить из укрытия по очереди. Обходить нашу берлогу кругами.

Он вынырнул из-под плащ-палатки, на корточках вылез из укрытия. Через несколько минут послышался его хриплый протяжный крик:

— Бо-гу-но-ов!..

Шульгин кружил по снежным заносам, разрывал ногами сугробы, пятился назад в укрытие по собственным следам. Матиевский, сменяя его, напряженно всматривался в смутные, снежные тени, пляшущие вокруг, надрывая горло, кричал в темноту, перемешивая зов крепкими словечками.

Они обнаружили Богунова только на третий час. Он шел с противоположной стороны мимо укрытия, с яростью разбивая прикладом сугробы.

— Соба-ачья пого-ода! — раздраженно закричал он и устало рухнул в руки подошедших друзей.

Когда его затащили в укрытие, стали растирать белые щеки, заледеневшие пальцы, он горячо и виновато забормотал:

— Кругом сплошной снег, сугробы, снежные завалы. Все окопы нашего батальона засыпаны снегом по самое не хочу… Я проваливался в них, как в проруби. Под снегом все спят, все-е… словно окочурились. Никто на вопросы не отвечает. Языки у всех к зубам примерзли, — он задыхался, вытягивая непослушные губы, нервно вздрагивал плечами.

— Кажется, хана всему батальону. Спят все под снегом. Абза-ац! — Богунов застучал зубами. — Холодища… Кровь стынет. А «Первый» взвод я не нашел вообще. Наверное, ходил по ним, замерзшим. Как по снежному кладбищу… А-а! — Богунов яростно махнул кулаком. — Я потом совсем заплутал, как щенок-первогодок. Нюх потерял, — он ударил себя негнущимися пальцами по лбу, — в жизни себе этого не прощу. Вышел к разведроте километра за три. Спрашиваю, какой взвод!.. А там лейтенант Колодяжный, здоровый такой бугай из разведки. Дал мне провожатых…