Я ни в одном глазу. Ни коды, ни болеутоляющих, вообще ничего. Даже снотворного не глотаю. Твердо решил: брошу наркотики. Сдохну, но брошу.
Где ты и что делаешь? Когда в Европу приедешь? Я себе места не нахожу, разрываюсь. Экспедиция в джунгли Амазонки становится помешательством, брежу ею. Нет, ради тебя я запросто убью несколько месяцев, проведя их в Испании, Италии или Танжере… ты только напиши, когда точно приедешь!
У тебя есть адрес Сеймура Уайза [346] или еще кого в Лондоне? Если да — пришли, пожалуйста. А деньги Уина ты отправил в Танжер?
Лечение ужасно. За неделю мой наркотический рацион сократился с тридцати фанов М. до нуля. Но в этот раз меня лечит профи, врач, которому интересны яхе, памятники майя и вообще все постижимое [347]. Он часто приходит ко мне в два ночи и остается до пяти утра, потому что знает: я не могу спать.
Пожалуйста, напиши.
Люблю, Билл
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Лондон, SW3, Эджертон — гарденз
15 мая 1956 г.
Дорогой Аллен!
Я только что получил от тебя длинное письмо. Значит, мое письмо ты прочтешь нескоро.
Просто замечательно, что ты нашел такую чудесную работу [348]. Даст бог, и мне обломится. Хочу попытать счастья в Испании в какой-нибудь американской строительной компашке. Статьи писать — это, конечно, хорошо, но я уже распрощался с надеждой зарабатывать писаниной. Крили [349] пусть печатает любое мое произведение на безгонорарной основе. Денежный аспект творчества мне больше не интересен.
Я полностью излечился, полон сил и снова могу пить. К сексу интереса по-прежнему никакого. То есть у меня стоит, просто Не хочется. Да и все равно, мальчиков у них тут — раз-два и обчелся. Может быть, когда снова захочется секса, я обращусь к телкам. Может быть.
Англия держит и тянет меня, словно якорь, а хочется неба — голубого и яркого, и чтобы в нем грифы кружили. Гриф над Лондоном — такое только в комиксах Аддамса [350] увидишь. Однако тут я останусь, пока не разведаю обстановку.
Черкнул пару строк Сеймуру [Уайзу], теперь жду ответа. Надеюсь увидеться с ним. Не бойся, он меня снова в джанк не втянет, я теперь стреляный воробей. Больше я не могу вмазаться — ничем, ни в каком виде не могу принять болеутоляющее, коду и демерол. Не смогу принять их никогда более. Даже если придется вколоть себе дозу, чтобы унять сильную боль, то не привыкну — ломку можно снять, вмазавшись несколько раз апоморфином. У меня его с собой три ампулы — доктор снабдил, на всякий пожарный. К апоморфину ни за что не привыкнешь, кайфа он не дает.
В самом начале соскока (пока я мог спать) снились живые кошмары. Пример [351]: Северная Африка, десять (?) лет спустя. Гигантская куча мусора. Голубое небо, палящее солнце. Пахнет голодом и смертью. Издалека тянет горящим бензином. Рядом со мной идет Дэйв Ламон, несет канистру. В жизни ему двадцать шесть, но в моем сне он выглядит на шестнадцать… да на сколько угодно. Мне столько же лет. Натыкаемся на пятерку арабов. Я смотрю в глаза тому, что стоит впереди всех, и говорю Дэйву: «Облей его бензином и подожги! Скорей, больше шанса не будет!» Двое арабов падают, объятые пламенем, остальные кидаются на нас. Нам не справиться: одна нога у меня пропиталась бензином, вросла в кучу мусора. Пытаюсь шагнуть, и в плоть впиваются осколки бутылок, жестяные банки и ржавая проволока. Кто-то орет прямо в ухо.
Это еще один сон из целой серии подобных, когда я — меньшинство посреди огромной враждебной страны. Я отчасти защищен только на Общественном объекте; приходится подчиняться ритму сложных замков, каналов, бухт и рынков, который синхронизирован с физиологическими календарями. В общем, местные не могут без нас заставить Объект функционировать, а если б могли разобраться в принципе работы Объекта, то не враждовали бы с нами. Однажды постигнут этот принцип, но до того пройдут сотни лет. Пока же приходится мириться с нами ради работы Объекта, иначе — смерть. Нас хочет убить кучка экстремистов, пусть даже ценой собственной жизни. Местные и стражи Объекта (это отдельная группа власти) сдерживают их и если ловят, то сжигают на месте.
Пришло письмо от друга из Танжера. Какой-то араб в приступе амока зарезал шестерых европейцев. Забавно вот что: другие арабы схватили его и хотели сжечь, но вмешалась полиция.
Не могу выразить, как я рад, что ты наконец примирился с пережитым в Гарлеме, отказавшись от Триллинга и проч. Я давно чувствовал: ты к этому придешь.
Все, больше писать не могу. Я по-прежнему неусидчив и смирно работать для меня — большая проблема.
Люблю, Билл
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Венеция
18 июня 1956 г.
Дорогой Аллен!
Я дважды писал тебе на твой корабельный адрес [352]. Надеюсь, ФБР до тех писем не добралось. Скажу еще раз: Лондон — самое ужасное, богом забытое место. Баркер [353] — мудак. В Англию вообще больше ни ногой, если только по делам — к доку Элксутам или доктору Денту. Сеймур [Уайз] кинул меня целых три раза. Вот встретимся с ним где-нибудь как-нибудь — отплачу ему тем же. Баркеру твою рукопись я показал, но больше увидеться с ним не получилось, поэтому его реакции на твое творчество не представляю.
А вот Венеция — это, пожалуй, самое замечательное из мест. Молодые попки словно сыплются как из рога изобилия. В смысле, отбоя от них нет. После лечения во мне столько секса — как в восемнадцатилетнем подростке. И живуч я как крыса, энергия в теле так и бурли г. Часа по два или три в день занимаюсь греблей на гондоле и еще плаваю. В остальное время клею мальчиков.
Работать здесь трудновато, но я планирую создать цикл о европейских кошмарах под названием «БОЛЬШОЙ ТУР (АД ПОВСЮДУ С ТОБОЙ)». Начало первой — скандинавской — главы я тебе и посылаю. На ее создание меня вдохновила беседа с одним шведом, бывшим алкоголиком, с которым вместе лечились. Так вот, он поведал, будто в Швеции наркоманов привязывают к кроватям, оставляя так, пока не наступает исцеление или смерть. Выходит, не все так ладно за фасадом скандинавского благополучия. Алан пишет тебе.
Случилось в зюзю нажраться в палаццо Пегги Гуггенхайм, и мне навечно запретили вход в ее владения [354]. Если по правде, то со мной уже довольно много кто из местных общаться не хочет. М-да, видно, пьяный я совсем нехороший. Ну и хрен с ними. Главное — я больше не нуждаюсь в наркотиках, и в этом абсолютно уверен. Хотя от травки не откажусь. Тут вроде бы есть человек со связями в Падуе — старая шлюха, живущая на съемной хате и продающая подпольные сигареты. Похоже на сюжет для итальянского фильма или романа [Джона] Хорна Бернса.
