Карьера Трубецкого рухнула в одночасье.
Переживания, связанные с опалой, и многомесячное путешествие до самого сердца Сибири подкосили князя. Он прибыл к новому месту службы в мае 1625 года и месяц спустя (24 июня) скончался. Осталось несколько грамот от его недолгой деятельности на тобольском воеводстве.[307] По ним видно: Дмитрий Михайлович взялся за работу, но даже не успел как следует принять дела.
Как знать, что скверное сказал он про покойную государыню. Как знать, не всплыло ли вновь участие Дмитрия Тимофеевича в местническом скандале на царской свадьбе. Как знать, не затеял ли он извести молодую царицу. Михаилу Федоровичу не везло с женами, придворное окружение царя норовило сжить их со свету, и бедные женщины становились жертвами интриг. У Трубецкого мотив имелся: если царь останется без наследника, а потом и его самого приберет Господь, то Россия, быть может, вспомнит, что когда-то претендентом в монархи числился человек с большими заслугами перед отечеством… В любом случае падение князя Дмитрия Тимофеевича совершилось, скорее всего, в связи с этою несчастливой женитьбой. Припомнили князю и казачьи пиры, и неудачную новгородскую кампанию… словом, припомнили всё то, чего ему самому вспоминать не хотелось.
Такое отношение государя, патриарха и правительственного круга к Дмитрию Тимофеевичу, мягко говоря, не способствовало высоким оценкам его в литературных памятниках той эпохи. Требуется известная храбрость, чтобы похвалить опального человека. И не всякий книжник готов ее проявить.
Но остается и другая причина холодноватого отношения современников к Д. Т. Трубецкому. Ее нетрудно разглядеть, сравнивая этого вельможу с Д. М. Пожарским. Тот был прям, прост, прозрачен. Тверд в присяге и немятежен. Кому служил, тому служил верно. Куда направлялся, туда шел прямой дорогой. Другое дело — Дмитрий Тимофеевич… У него всякий путь извилист. От царя Василия Шуйского сбежал к Лжедмитрию II. Одно время шел под присягу Лжедмитрию III — «псковскому вору», желая, видимо, сделать из того политическую марионетку, да изменил свое намерение. Дрался вместе с Пожарским против Ходкевича, но в решающие моменты боя не торопился помогать союзнику. Хотел воцариться на Москве и с бесхитростным лукавством затеял покупать казаков пирами. Смирился перед государем Михаилом Федоровичем, но впоследствии оказался замешан в каком-то темном деле, связанном с царскою свадьбой…
Что в итоге?
Человек отважный, неглупый, энергичный, произошедший от великого рода, князь то и дело подчинялся горделивой амбиции. Желал возвыситься и для того использовал всякие методы, не исключая бесчестные. Никому до конца предан не был. Великих трудов не боялся, но к соратникам своим братских чувств не испытывал. Смута не искривила князя вконец, но крепко искалечила ему душу. Само время — грязное, гнилое, предательское — научило его уступать большим соблазнам.
И наши книжники, ученые мужи, а с ними и весь народ, видели, каков Дмитрий Тимофеевич. Далеко не самый пропащий человек на театре скверной эпохи, он все-таки не сумел укрыть своей кривизны от пристального взгляда народного. Так и вошел в русскую историю: за полшага до царского венца, за четверть шага до статуса великой личности. Во всем чуть-чуть не до…
Между тем Смута далеко не закончилась. Это только в учебниках и старых популярных книжках Смутное время завершается 1613 годом. Москва освобождена, Земский собор поставил на престол русского царя, идет восстановление… Да ничего подобного!
У стен столицы дважды еще происходили большие сражения. Шведы, поляки, литовцы, казаки Заруцкого и бесконечные шайки других воровских атаманов раздирали страну. Трон шатался, горели города, вырезались села. Судьба России еще несколько лет висела на волоске…
Восстановление — настоящее, спокойное, мирное восстановление — началось не ранее 1619 года. Таким образом, после восшествия на престол Михаила Федоровича война шла без малого шесть лет.
И меч князя Пожарского опять понадобился.
Дмитрия Михайловича чтили как «большого богатыря», военачальника, «искусного во бранех». И ему вновь предстояло сыграть роль, соответственную той высоте, на которую он взошел еще в Зарайске, которую не покидал ни во время «Страстного восстания», ни во время сражений с Ходкевичем.
Страна чадила ненадежностью, слабостью, усталостью. Армии рассыпались. Полководцы избегали больших сражений. Ратники разъезжались по домам — да сколько можно воевать в конце концов?
А Дмитрий Михайлович не умел отступать. Он выполнял поставленную задачу, и никакая угроза не могла его поколебать в решимости довести дело до конца. Свалить, ранить, убить Пожарского — да, такое возможно: никто из нас не сделан из железа. Но заставить его бросить позиции — нет, такого не случалось.
И только подобные ему воеводы могли рассчитывать на успех в таких условиях.
20 июня 1615 года князя отправили с небольшим полевым соединением под Брянск. Пожарский, вместе со вторым воеводой Степаном Ивановичем Исленьевым и дьяком Седьмым Заборовским, должен был разбить литовцев, недавно занявших город Карачев.
Дмитрию Михайловичу дали подробнейшую инструкцию. Из нее легко увидеть: правительство испытывало скудость во всем — в хлебе, людях, припасах. Пожарскому ставили задачу отбить Крачев, но с множеством оговорок. Опасаясь, что при такой нехватке людских ресурсов он не наберет необходимого числа людей, правительство разрешало ему при столкновении с сильнейшим неприятелем оставить активные действия и занять оборонительную позицию у Волхова. Дмитрию Михайловичу предлагали пополнять войско, забирая дворян, стрельцов и казаков из крепостных гарнизонов по пути следования его армии.[308]
Армия Пожарского получила «легкий наряд», т. е. артиллерию, с помощью которой можно противодействовать врагу в чистом поле или же при осаде незначительных крепостей. Полководцу обещали дать солидные силы: порядка 7000 бойцов, из которых 4500 должны были составить полк самого Пожарского, а 2500 — полк Исленьева. 3350 дворян, 2200 татар, 750 казаков, 300 стрельцов и десяток иностранных наемников. К нему на подмогу шла «казанская рать»: 500–700 конных дворян и стрельцов, 7300 татар.[309]
Но… казанцы задерживались, а собрать предписанные силы не удавалось. У Пожарского был страшный недобор. В итоге под командой князя собралось гораздо меньше людей, чем планировала Москва. Правительство Михаила Федоровича предпринимало отчаянные меры, борясь с бегством служилых людей. В сентябре 1615 года к воеводам на места была отправлена драконовская инструкция: «Которых городов с службы побежали и в тех городех беглецов бить кнутом по торгом, лутчих выбирая, а кого бьют, и они имена пришлют».[310] Но набор войск все равно шел с колоссальными трудностями.
