Наступило утро 14 января. Началось оно буднично, обыкновенно. Падал крупными хлопьями мокрый снег. Перед строем зачитывалось обращение Военного совета фронта: «Боевые друзья! Настал великий час. Пришло время нанести врагу последний сокрушительный удар…
Наша цель ясна. Дни гитлеровской Германии сочтены. Ключи победы в наших руках…»
Но вот вздрогнула и загудела земля за Вислой, разрывая неестественную тишину, загрохотали тысячи орудий и минометов — началась артподготовка. Весь передний край обороны противника заволокло дымом и пылью. А огонь все нарастает, переносится в глубь вражеской обороны. Противник отвечает изредка, и то с дальних артиллерийских позиций; его ближайшие огневые точки, очевидно, подавлены.
Двинулась в наступление наша пехота. Противник выдвигает для контрудара свои резервы — 19-ю, 25-ю танковые дивизии. Ожесточенность боев нарастает с каждым часом.
Ломая сопротивление врага, продвигаются на запад части 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова, ныне Маршала Советского Союза. Прорвав полностью к полудню 15 января главную полосу обороны противника, 8-я гвардейская обеспечивает условия для ввода в прорыв нашей 1-й гвардейской танковой армии.
Еще за день до этого под гул мощной артподготовки по семи мостам через Вислу переправились тысячи танков, самоходок, бронетранспортеров. Стальная армада, готовая с ходу вступить в бой, ждала только команды.
На КП 29-го гвардейского стрелкового корпуса генерала А. Д. Шеменкова, куда мы приехали для совместного руководства боем, — оживление, рабочая суета: снуют офицеры связи, на разные лады кричат в микрофоны радисты и телефонисты. Штабисты А. Д. Шеменкова по-хозяйски предупредительны к нам, корректны, но нет-нет да улавливаем их недоуменные взгляды в нашу сторону. Наконец А. Д. Шеменков не выдерживает и с подковыркой спрашивает:
— Когда же, друзья танкисты, вы собираетесь начать боевые действия? Или будете за пехотой только трофеи подбирать?
Мне ясно его нетерпение, но разве ему невдомек, что приказы себе мы не сами сочиняем?
— Должен же кто-то и трофеи подбирать, — сдерзил я старшему по званию. А своим офицерам приказал перебазироваться в район нашего передового отряда, к полковнику И. И. Гусаковскому, — мне и самому было не по себе от вынужденного ожидания. Передовой отряд — в него вошли 44-я танковая бригада и самоходный артполк подполковника П. А. Мельникова — еще в ночь на 14 января переправился на западный берег Вислы. Мельников и Гусаковский были закадычными друзьями: их сближали темперамент, решительность характеров, я бы сказал, одинаковая динамичность натуры. Назначая их в передовой отряд, мы именно этими их качествами руководствовались.
В тринадцать ноль-ноль 15 января, — долгожданная команда: «Танки, вперед!»
Передовой отряд И. И. Гусаковского, обогнав боевые порядки пехоты, с ходу атакует противника. Ударили залпы танковых пушек и самоходок. Загорелись вражеские танки и штурмовые орудия, краска крестов текла по броне. Вслед за передовым отрядом в бой, так же с ходу, вступили главные силы корпуса.
Оборона противника дезорганизована. Масса пленных, сдаются пачками, объясняют: «Сыты войной по горло», «Лучше ужасный конец, чем ужасы без конца…».
Да, времена меняются. Я слушал пленных и вспоминал 41-й и 42-й годы. Рядовые пленные немецкие солдаты высокомерно цедили слова на допросах. А теперь: «Гитлер капут…»
Конечно, капут. Мимо пожарищ, завалов разбитой немецкой техники, трупов фашистских солдат войска корпуса стремительно несутся вперед. На северо-запад, к реке Пилице.
Вперед неостановимо рвутся танки. На душе радостно, хочется озорно крикнуть: «Где вы теперь, генерал Шеменков? Танкисты не подбирают трофеев, танкисты — впереди!»
Настали дни стремительного движения вперед, коротких и решительных боев, бессонных ночей. Нужно было торопиться, чтоб упредить отступающего противника, не дать ему занять новый оборонительный рубеж по северо-западному берегу реки Пилицы. Передовой отряд отважного И. И. Гусаковского, не ввязываясь в затяжные бои с противником, устремился к этой водной преграде.
Уже во второй половине дня 15 января войска 1-го Белорусского фронта своими танковыми и механизированными корпусами рассекли фронт оперативной обороны противника на участке протяженностью больше 200 километров. Немцы оказывали сопротивление только на отдельных участках, у больших городов и больших рек.
К вечеру отряд Гусаковского вышел к Пилице, мотопехота форсировала реку, захватила плацдарм. Попытка перебросить танки сорвалась — лед не выдерживал их тяжести. Пришлось наводить 60-тонный мост. Тем временем подошли главные силы корпуса, боевые порядки растянулись.
И тут же этим воспользовался противник. Его 25-я танковая дивизия с востока сильно контратакует нас. Танки, штурмовая артиллерия, бронетранспортеры, пехота врага движутся сплошным строем, цепь за цепью. Бьются остервенело — терять нечего: или гибель, или окружение. Но им отлично противостоят наши 44-я и 45-я танковые бригады, выдерживая этот безумный натиск обреченных.
На рассвете 16 января ломаем голову с Гусаковским, как через замерзшую Пилицу навести понтонный мост, ничего толкового придумать не можем. Вдруг откуда ни возьмись как с неба свалился на своем «виллисе» заместитель командующего нашей армией генерал А. Л. Гетман.
— Как вы смогли сюда попасть, Андрей Лаврентьевич, ночью, без охраны? — ошеломленно только и мог спросить я.
— Иду в прорыв и не могу остановиться, — отшутился А. Л. Гетман. — Лед, лед надо подрывать, прикажите сюда саперов, — посоветовал он и исчез вместе со своим «виллисом» так же внезапно, как и появился…
Понтонный мост мы навели. К полудню контратака противника захлебнулась. Кроме множества танков мы взяли в плен почти полторы тысячи гитлеровцев.
Захват немецких пленных
Около полудня неожиданно приехал командующий 8-й гвардейской армией В. И. Чуйков. О Василии Ивановиче, его храбрости, воле, оперативном искусстве я был наслышан со времен Сталинграда, но судьба нас свела впервые вот тут. Василий Иванович попросил рассказать, как шло только что завершившееся отражение неприятельской контратаки, и осмотрел места боев. Немногословно поблагодарив, собрался уезжать. Я предложил ему охрану — бронетранспортер. «Перебьюсь и так», — недовольно буркнул он и умчался на юг.
Между тем передвижение в нашем районе было далеко не безопасным, на каждом шагу можно было наткнуться на блуждающие группы рассеянного противника. Таких групп стало еще больше, когда за три дня боев наши войска вклинились в глубь вражеской обороны на полтораста километров.
