— Да как же так, товарищ майор, какой же я враг? — прошептал лейтенант.
— А это мы сейчас посмотрим, разберемся, — «особняк» вернулся за стол, раскрыл планшет, вытащил папку. — А скажи мне лейтенант, где ныне твой отец?
— Отец? — переспросил Стрельбицкий. — Он умер в 1932 году.
— Ну допустим. А братья?
— Братья воюют…
— Где встретил войну?
— В Одессе, на курсах политруков.
— В разведку как попал?
— Добровольно попал. Приехал в наш автовзвод комиссар полка и говорит: «Вот что Стрельбицкий в разведке у нас беда, всех перебили. Пойдешь? Только добровольно». Пойду, ответил…
— Ну и что?
— А ничего, товарищ майор. Неделю походим в ночные рейды — из 20 человек во взводе половины не остается. Наберу новых — и опять в рейд. Вот такой я враг народа, удумал трупы таскать. Свой лоб и своих ребят под пули подставлять… За труп, конечно.
Майор посмотрел на лейтенанта и захлопнул папку.
— Знаешь, Стрельбицкий, одного в толк не возьму, как он мог застрелиться у вас на глазах? И никто ничего не слышал. Как это объяснить?…
— Не знаю, как объяснить. Если б все на войне объяснить можно было, то немец не дошел бы до Александровки, — тихо произнес взводный.
Особист откинулся на стуле и долго смотрел на взводного. Потом расстегнул кобуру, вытащил из нее пистолет, положил перед собой на стол.
— Видишь? — спросил он.
— Вижу.
— Еще раз повторится, — майор вскинул ладонь, — вот этой собственной рукой пристрелю как собаку. Не забудь.
Стрельбицкий посмотрел на майора, на его растопыренные коротенькие, пухлые пальцы, на пистолет на плохо обструганном столе:
— Не забуду…
В избе, где вповалку спали разведчики, распахнулась дверь. В ту же секунду лейтенант Стрельбицкий открыл глаза и нащупал цевье автомата.
На пороге стоял часовой.
— Командир, ребята! Немцы!
С окраины села уже слышались выстрелы, крики солдат. Разведчики быстро выбежали из избы. Часовой, наклонившись к Стрельбицкому, доложил:
— На левом фланге прорвались, товарищ лейтенант.
— Вижу, что прорвались. А где третья рота?
— Драпает третья рота…
Теперь взводный уже и сам видел, что драпает. По селу, прямо по дороге бежало десятка два солдат. Они даже не отстреливались. Иногда оглядывались, далеко ли немцы, и вновь бросались наутек. Разведчики сосредотачивались за домами деревни, вели огонь в сторону фашистов.
Стрельбицкий беспомощно смотрел, как мимо них пробежали бойцы третьей роты и уже с окраины села показалась цепь немецких солдат. На снегу их мышиного цвета шинели были видны издалека.
Лейтенант подал знак своим — отходим.
У сельского дома, где располагался штаб, он увидел, как из окна вылезает командир полка. Взводного не ко времени и не к месту разобрал смех: таким он своего строгого командира еще не видел. И тут Владимир вспомнил: у штаба полка всегда стояла зенитная установка. Четыре пулемета вместе, в едином кулаке. Почему они молчат?
Он бросился к дому и увидел установку без зенитчиков. «И эти сбежали, — в сердцах подумал Стрельбицкий, заскочив в кресло наводчика, перевел пулеметы из зенитского положения в горизонтальное и только тогда совсем рядом за деревьями разглядел фигуры фашистов.
…Зенитная установка — это лавина огня. В бескрайнем небе попробуй поймай самолет, а на земле — мощное оружие. Мышиные шинели сначала бросились на землю, укрываясь за деревьями и камнями, а потом — поползли обратно.
Лейтенант поливал огнем фашистов, сколько было сил. А когда кончились боеприпасы, посиневшие от напряжения пальцы разжать не смог. Уже с криком "Ура!" пробежала в обратную сторону третья рота, а он все сидел на месте зенитчика, не чуя ни рук ни ног.
Вокруг сгрудились его разведчики, подошел командир полка.
— Ну что, Стрельбицкий, молодец! — бодро сказал майор, оправившись от волнения.
Владимир лишь грустно усмехнулся, вспомнив задницу комполка в окне дома.
— Все свободны, — скомандовал комполка, — а взводный ваш останется со мной.
Майор отвел лейтенанта в сторонку.
— Давай к делу, Стрельбицкий. Я тебя уже собирался вызывать… А ты и сам тут как тут. В ближайшие две ночи во что бы то ни стало надо добыть "языка".
Комполка посмотрел на взводного, словно пытаясь понять, достаточно ли сильное впечатление произвели его слова.
— Есть товарищ… — взял под козырек взводный.
Договорить он не успел. Майор положил свою руку на ладонь лейтенанта и опустил ее вниз.
— Не надо, Володя, — неожиданно он назвал его по имени, — ты понял главное: во что бы то ни стало.
Командир вытащил из планшета карту, расстелил ее на земле, опустился на одно колено.
— Смотри, сегодня вечером, при поддержке артиллерии, ты со своими разведчиками проникнешь в тыл немцев. Выйдешь на окраину села Рай-Александровка. Укроетесь в разрушенных колхозных конюшнях. По нашим предварительным данным, на другом конце села немцы. Это все что я могу сказать. Остальное за тобой.
Когда стемнело, разведчики лейтенанта Стрельбицкого сделали все, как приказывал командир полка. Под прикрытием отвлекающего артогня пробрались в немецкий тыл, в то самое село, в разрушенные конюшни. Действительно в ходе наблюдения установили, что на противоположной окраине села немцы.
Под утро разведчик Копылов снял часового, четверо во главе со Стрельбицким вошли в дом. Немцы спали на полу, комната освещалась тусклой лампочкой, которая работала от аккумулятора. Автоматы стояли в углу, вдоль, стенки.
В первую минуту приглядевшись и увидев в полутьме такое количество немцев, взводный растерялся. Им нужен всего один "язык", а тут по меньшей мере десяток фрицев. Всех надо пленить здесь, в тылу, где вокруг вражеские солдаты, а потом с эдакой оравой еще добраться до своих. Задача казалась невыполнимой.
Но, как говорят в народе, глаза боятся, а руки делают. Стрельбицкий пнул ближайшего спящего фрица. Тот вскочил и что-то закричал по-немецки. Сонные вражеские солдаты сбились в кучу под дулами автоматов советских разведчиков.
Лейтенант как мог спокойнее сказал: "Ребята, будем выводить всех".
Немцам приказали снять ремни, взять штаны в руки и выходить из дома. В это время, скрываясь за спинами своих, один из фашистов схватил попавшийся под руку котелок и запустил им в лампочку. Однако промахнулся и попал в разведчика. Тот выстрелил, наповал уложив немца.
Все остальные замерли, потом подхватив штаны, стали быстро покидать избу. На улицу выбежало восемь человек.
