Вершинным вкладом в современное зодчество стала его работа над реставрацией комплекса зданий Московского Кремля, в частности, 14-го корпуса, где размещается представительство президента России (в 1997 году она была отмечена Государственной премией России), а затем Большого Кремлевского дворца.
В реставрации БКД, осуществленной под художественным руководством Ильи Глазунова, как и в других его архитектурных проектах, получили новое воплощение державные традиции русской архитектуры, казалось бы, безвозвратно утраченные. Нынешнее великолепие архитектурного комплекса БКД составляют восстановленные Александровский и Андреевский залы, спроектированные выдающимся архитектором К. Тоном, а также заново решенные в духе его архитектуры другие части дворца со всем богатством интерьеров, мебели, произведений искусства, портретов исторических деятелей. Работа, проделанная самим Глазуновым и отчасти несколькими молодыми художниками, привлеченными им к оформлению некоторых помещений БКД, стала вкладом в современное зодчество и изобразительное искусство.
О некоторых особенностях осуществления этого проекта я попросил рассказать сына Ильи Сергеевича – Ивана Глазунова, руководителя кафедры композиции Российской Академии живописи, ваяния и зодчества, ныне члена-корреспондента Российской Академии художеств. Иван Ильич по линии матери Нины Виноградовой-Бенуа – продолжатель творческих традиций своего предка Николая Бенуа – архитектора столь знаменитого рода, непосредственного участника сооружения Большого Кремлевского дворца, которого привлек к сотрудничеству К. Тон (равно как и к созданию храма Христа Спасителя).
– Иван Ильич, многие из наших соотечественников и высоких зарубежных гостей, побывавших в БКД, были изумлены художественным уровнем реставрационных и реконструкторских работ и отказывались верить, что такое великолепие возможно создать в наше время. С чего все у вас начиналось?
– С того, что мой отец Илья Сергеевич Глазунов, руководитель художественного проекта реставрации БКД, пригласил меня участвовать в решении ряда деталей в рамках его общего замысла. Один из любимых императоров Ильи Сергеевича – Николай I, тот, волей которого и был создан Большой Кремлевский дворец по проекту К. А. Тона. А царская воля была такова: построить дворец не в чисто классическом, греко-римском стиле, а чтобы в нем угадывались черты византийского и древнерусского стиля со свойственными ему белокаменными резными деталями, которые со времен Петровских реформ были уже забыты. А кроме того, дворец должен был вписаться в общий кремлевский ансамбль.
К. Тон с поставленными задачами справился блестяще, и его имя навсегда будет связано с возрождением русско-византийского стиля.
В сталинские годы дворец подвергся перепланировке, его знаменитые Александровский и Андреевский залы были разбиты на этажи, так что, по существу, от тоновской архитектуры ничего не осталось. Но если при возрождении этих залов Илья Сергеевич мог опираться на эскизы, чертежи, фрагменты лепнины, сохранившиеся в фондах Музея Кремля, то решение интерьеров других помещений приходилось искать заново, но в духе архитектуры Тона. К примеру, в прошлые десятилетия ко дворцу, на месте разрушенного храма Спаса на Берегу, сделали пристройку – так называемую зону «Е», вход в которую из Александровского и Андреевского залов осуществлялся через Аванзал. Это был комплекс служебных и подсобных помещений, где проводились совещания, хранился разный реквизит. При их создании использовались бетон, панели, фанера – как при строительстве обычных казенных зданий. И встала проблема: как органично соединить Аванзал и пристройку с БКД? Причем здесь особую сложность представляло то обстоятельство, что все параметры помещений были заданы и приходилось вписываться в готовые пропорции. Илья Сергеевич выдвинул такую идею: в Аванзале должны присутствовать красный мрамор, малахитовые колонны и портреты царей, чьими деяниями создавалось могущество государства Российского.
К детальной проработке этой идеи, кроме меня, были привлечены также архитектор Андрей Ванеев, художники Иван Кузнецов и Владимир Штейн. Нами были разработаны капители колонн, светильники, люстры и плафоны, рисунок паркета и эскизы мебели, изготовленной в Италии. Итальянские фирмы отливали все детали лепнины по пластилиновой модели, что в наше время делается крайне редко. В торцах Аванзала размещены два больших барельефа. Один из них посвящен славе русского оружия времен Александра Невского, другой – славе петровских побед. Эти барельефы по моему эскизу лепил петербургский скульптор Николай Васильев. В простенках Аванзала, между окнами и дверями, размещаются портреты князей и царей, помещенные в золотые рамы. Они подвешены на бронзовых цепях, которые держат в зубах бронзовые маски львов. И теперь, когда люди из Александровского и Андреевского залов попадают в Аванзал, они не чувствуют, что оказались в каком-то ином, неожиданном окружении.
– Вами создано 18 портретов князей, великих князей и царей. Но в многовековой истории Отечества их насчитывается гораздо больше. Какой критерий лежал в основе отбора той или иной исторической личности?
– В соответствии с общим замыслом Ильи Сергеевича должны были быть представлены образы князей и царей-воителей, которые оставили наиболее значительный след в военной истории России.
– В исполнении портретов чувствуется единство стиля. Что лежит в его основе?
– Мне была поставлена задача написать портреты в духе живописи эпохи Николая I. А тогда представления об исторических личностях были более мифологизированы, чем сегодня. Тем не менее я старался опираться на богатейший иконографический материал. Хотя и здесь возникали свои сложности. Скажем, остались прижизненные изображения Петра I и последующих монархов. Но они такие разные, что если поставить их рядом одно с другим – трудно будет предположить, что это образ одного и того же лица. Поэтому надо было создавать обобщенный, собирательный образ.
В тех случаях, когда прижизненные изображения не сохранились, работа шла по оставшимся историческим документам и описаниям. Притом было важно, чтобы складываемый образ становился не просто плодом личного видения художника, а, по возможности, представал таким, каким он отложился в памяти поколений. А представления и описания были довольно точными, хотя их художественная расшифровка требует немалого творческого напряжения. О Дмитрии Донском, например, в летописи осталось точное свидетельство: он был грузен телом, но быстр взглядом. Как выразить это на холсте?…
