– Помню, ну что из этого?
– А я сейчас зайду к нему и напомню об обещании.
Он смеялся, и Отян не мог понять шутит он или говорит серьёзно, но посоветовал ему не валять дурака, а то он получит на орехи.
– Синьков взывал к твоей совести, понимая, что ты не осмелишься зайти к нему с подобной просьбой.
– А я всё-таки зайду.
И вышел.
Парашютка находилась рядом с командирской комнатой и Отяну всегда были слышны разговоры, происходившие в ней, и он часто уходил, чтобы его не обвинили, что он подслушивает. На этот раз было интересно узнать о происходящем там, и Отян ожидал корриду. Он прислушался.
– Товарищ майор, разрешите обратиться.
– Разрешаю, чего тебе?
– Товарищ майор, вы говорили, что если я захочу выпить, то чтобы я зашёл к вам.
Последовало короткое молчание, потом звук отодвигаемого стула, бычий рёв и возглас:
– Стой!!! Ты куда? Я тебе, мать твою, дам сейчас, и выпить и закусить!
Не известно, бил его Синьков или нет, только Эдик охал и ахал, вроде его трусили. Потом раздался грохот открывающейся двери и удар о противоположную стенку коридора телом, так, что задрожало всё здание. Потом раздались торопливые, бегущие по коридору шаги и крик вдогонку:
– Выпить он захотел!!! Я тебе ё% твою, дам выпить!
Дверь у командира закрылась и наступила тишина. К Отяну заглянул любопытный офицер и спросил в чём дело. Отян вышел из парашютки, нашёл растерзанного Эдика в казарме. Он сидел на своей кровати, трогая себя за разные части тела, видно болели.
– Ну что, Эдик выпил и закусил?
Несмотря на драматичность ситуации, глаза его смеялись.
– Слово надо держать… А то: "заходи Шагиахметов, угощу". Угостил.
Такой был у Отяна сослуживец:Шагиахметов Эрнст
Шагисултанович.
И пошли солдатские будни. В эскадрильи построили новую просторную казарму, кровати стояли в один этаж. Большую комнату сделали "красным уголком, поставили большой телевизор. В старой казарме устроили котельную, которую солдат, искавший на карте столицу Тихого океана чуть не взорвал. Прорабом работал гражданский мужчина лет сорока пяти, начинающий лысеть. Его это сильно угнетало, и он плешку замазывал тушью. Звали его Евлампий.
Тушь высыхала, блестела больше самой лысины и трескалась. Она вызывала у Евлампия. зуд, он чесал ногтями, сдирая тушь пластами, и глядя себе на пальцы, огорчался и тяжело вздыхал. Ребята, стоящие рядом всё видели и перемаргивались. Отяну, как бывшему строителю, поручили помогать прорабу, и тот появлялся только два раза в месяц.
Немного позже занятость стройкой приведёт Анатолия к большим неприятностям.
Отяна секретарь партийной организации записал в университет
Марксизма-Ленинизма при гарнизонном доме офицеров.
Университеты такого типа придумали в ЦК КПСС для повышения идеологического уровня населения. Это была очередная дурынка, на которую никто не хотел ходить, так обязали членов партии, которые назывались коммунистами. Тему коммунизма можно развивать бесконечно, но в конкретном случае её пытались внедрить в их сознание, потому что вера в коммунизм стала уходить. Рассказывали анекдоты о партии, о коммунизме, а кремлёвские идиоты бросали деньги на ветер, желая идеологизировать народ.
Но Анатолию, сдавленному армейским распорядком, посещать университет было интересно по нескольким причинам.
Главное, что у него было время, которым он мог распорядится по своему усмотрению под предлогом учёбы, посещения библиотек и т.д.
В университете историю партии читал полковник Царёв, отсидевший
20 лет в Гулаге. Он, в отличие от многих своих коллег, был раскрепощён внутренне и часто говорил правду, добиваясь тем обратного эффекта, чем тот, который от него ожидало партийное руководство. Он не обожествлял Ленина, а говорил о его недостатках, а также преподносил свое видение Брестского мира, которое расходилось с официальным мнением.
Преподавали также психологию, которая для Отяна была новинкой и он с интересом слушал лекции.
Политэкономию читала симпатичная женщина лет сорока. Она нравилась Отяну, напоминая чем-то любимую Анну Алексеевну Сужаеву из
Кировоградского строительного техникума.
Занятия в этой "бурсе" заканчивались вечером и Анатолий посещал разные мероприятия, проводимые в Доме офицеров: концерты, в том числе и симфонической музыки, на одном из которых он открыл для себя замечательного норвежского композитора Грига. Во время "Дня энергетика" встречались чехословацкие и тульские энергетики. Чехи привезли с собой две бочки своего пива, а энергетики Сибири прислали две бочки копчёного омуля. Когда Отян проходил через вестибюль, его буквально затащили подвыпившие энергетики и стали угощать омулем и пивом.
– Не могу я, не положено солдату.
– Да брось сержант! Мы все служили и воевали. Не может солдат обойтись без этого. Нам даже на фронте водку давали.
– Так то ж на фронте, – уже почти соглашаясь, отказывался Отян.
– Да не темни, сержант.
– Ну ладно, спасибо. Попробую.
Подошли два чеха и на ломаном русском стали говорить, как они любят и уважают советских солдат. Напробовался тогда Отян изрядно и пива и омуля, так что с полным животом еле дотянул до части.
На одном из концертов он познакомился с девушкой, студенткой вечернего института. Нина была небольшого роста, упитанная, круглолицая. Она что-то щебетала и Отяну нравилось это щебетанье.
Нина жила почти по пути, по которому ходил в часть Анатолий, и он её несколько раз проводил домой. Была поздняя осень, шёл дождь и
Нина, надеясь на что-то большее, пригласила его в дом и сказала, что познакомит с родителями, и Анатолий, поняв, что дело заходит в нежелательное для обоих русло, сказал ей, что женат и у него есть сын. Она как-то сразу стала не похожей на себя, немного скисла и, попрощавшись, ушла в дом. Отян под дождём пошёл в часть. Чтобы сократить путь, надо было переходить через высокую железнодорожную насыпь, по которой ходили поезда по маршруту из Москвы в сторону
Крыма и обратно. Движение было настолько интенсивным, что пришлось постоять, пропуская несколько пассажирских и товарных составов. Отян стоял на насыпи и смотрел, как из-за пелены дождя появляются три расплывчатых огонька, два меньших снизу и один больший сверху. Они быстро увеличивались в размерах. Машинист поезда, заметив на путях человека, давал длинный гудок, оглушающий Отяна, и состав, громыхая, пролетал рядом с ним, обдавая налетевшим ветром и запахом машинного масла, углем, дымом и паром, если это был паровоз и запахом сгоревшей солярки при тепловозе.
Наконец Анатолий перешёл пути и начал спускаться по невидимой тропинке, как вдруг поскользнулся на размытом дождём грунте и стал на спине скользить вниз. Шапка слетела с головы и покатилась вниз, а он, как на санках, ехал по грязи и почувствовал, что грязь лезет ему под задравшуюся шинель и проникает под рубашку и ползёт по голой спине к затылку. Виной этому был широкий ремень, который срезал слой грязи, отправляя её вверх. Вот грязь вылезла из подворотника на шею и Отян "приехал" к подножию насыпи. Внизу было темно, и несколько минут он искал шапку. Она была мокрой и грязной. Грязь на спине была холодной и Анатолий, подойдя к первой водопроводной колонке, разделся до пояса, вытряхнул пару килограмм грязи из нижней рубахи, и, сполоснув рубаху под краном, протёр нею как мог спину. Одел гимнастёрку, шинель и под песню:
