Это было в сентябре. А за месяц до этого, в августовские юбилейные дни по телевидению по трем центральным каналам были показаны три фильма обо мне. И по содержанию, и по режиссуре, и по длительности они разные. Один из фильмов получился более информативным, логически выстроенным по хронологическому принципу, другие были построены в основном на интервью, на высказываниях обо мне. Мне не хотелось бы выделять особо кого-то из тех, кто сказал обо мне в основном добрые слова — рискую при этом кого-то невзначай забыть. Поэтому я просто хочу поблагодарить всех, кто участвовал в этих фильмах.
К моему шестидесятипятилетию друзья подготовили мне еще один подарок — выпустили альбом из пяти дисков, видеозаписи моих выступлений разных лет: и классику, и эстраду, и мюзиклы…
Я познакомился с Г. А. Алиевым вскоре после того, как он был избран первым секретарем ЦК Коммунистической партии Азербайджана. В памятный для меня осенний день 1970 года у меня дома раздался звонок: «Вас беспокоят из приемной товарища Алиева. Нет ли у вас гастролей в ближайшие дни?» Я ответил, что нет. «Гейдар Алиевич хотел бы видеть вас в своей поездке в составе правительственной делегации». «Буду очень рад», — сказал я.
Вылетели мы через два дня. Среди членов делегации артистом был только я, остальные были ученые, академики, известные рабочие, то есть люди, которыми гордился Азербайджан. В аэропорту в депутатской комнате мы и познакомились с Гейдаром Алиевичем. Потом все вместе направились к его самолету. Там, как и положено, у него был свой кабинет, куда он пригласил президента Академии наук Азербайджана Гасана Багировича Абдуллаева. У них было о чем побеседовать
Программа поездки Г. А. Алиева была очень насыщенной. Он много ездил, посещал заводы, фабрики, институты… И перед кем бы он ни выступал, перед рабочими или перед интеллигенцией, он всегда говорил на понятные аудитории темы и без единой бумажки. После его выступления наступал мой черед: я сидел вместе с Гейдаром Алиевичем за столом президиума, и он подавал мне знак, когда надо начинать представлять музыкальную культуру Азербайджана. Я тогда был уже известен в Советском Союзе, и меня принимали очень тепло, что доставляло большое удовольствие Г. А. Алиеву.
Торжества закончились большим приемом. После него Гейдар Алиевич пригласил меня прогуляться с ним вдвоем, без охраны, вокруг гостевого дома. Мы вышли. Поделились впечатлениями о поездке, о вечере, поговорили о музыке. Потом он спросил: «Может быть, тебе что-нибудь нужно?» Я поблагодарил и сказал, что мне ничего не надо. Хотя нужно было тогда немало. И прежде всего разобраться с квартирной проблемой, чтобы у меня были нормальные условия для жизни.
В свое время мой дядя Джамал-эддин Муслимович Магомаев, уезжая на работу в Москву, сдал государству нашу квартиру, в которой мне оставили две комнаты, а в остальные две поселили другую семью. С соседом мне не повезло, хотя был он человек очень образованный, умный, интеллигентный, много знавший, хороший специалист в своем нефтяном деле. С ним было интересно поговорить — но только пока он трезвый. Стоило ему перебрать, он превращался в нечто противоположное. Одни люди, выпив, веселеют, а другие становятся агрессивными. От этой особенности моего соседа страдали и его близкие, потому семейная жизнь его не сложилась: ни одна из его жен долго не выдерживала. Словом, собирались у него бесконечные друзья «по интересам», а после попоек хозяин начинал колотить в стены топором или молотком, кричать, что сейчас всех перебьет… Я ничего не мог с ним поделать, потому что любил эту семью, особенно мать моего соседа, добрейшую женщину: она относилась ко мне как ко второму сыну.
Я не мог рассказывать об этом Гейдару Алиевичу. Жаловаться? Чего-то просить для себя? Нет, я был воспитан по-другому. И потом, такой человек пригласил меня, молодого артиста, в ответственную поездку, и было бы невежливо заводить речь о своих проблемах.
Отправились в обратный путь. Академик Абдуллаев поговорил с Алиевым в его «воздушном кабинете», вернулся на свое место в салоне (оно было рядом с моим):
— Что же ты, Муслим, ничего не сказал Гейдару Алиевичу?
— А что я должен был сказать?
— Алиев сказал мне, что ты вроде бы ни в чем не нуждаешься. А я ответил: «Да нет, Гейдар Алиевич, нуждается он — у него нет отдельной квартиры, живет в общей, с соседями».
Дело прошлое, но, наверное, тогда я все-таки поступил правильно. Гейдар Алиевич был человеком мудрым — он догадывался, почему я у него ни о чем не просил. Думаю, он оценил мой такт и у него появился повод относиться ко мне с уважением, а потом и с любовью. Как и я всегда относился к нему.
И все же мой квартирный вопрос был решен. Дело было вовсе не в каких-то там просьбах и материальных благах — Алиев стал опекать меня по-отечески. Это не просто слова. Мудрость старших У нас на Востоке почитается превыше всего. Гейдар Алиевич относился к моему дяде Джамалу как к аксакалу. А потом уже и я считал за честь точно так же относиться к Гейдару Алиевичу.
Лично для себя я у него просил мало. Мне было приятнее помогать другим, в основном, коллегам-музыкантам. Всякое бывает в жизни человека: у кого-то с жильем проблемы, кого-то со званием обошли или в поездку не пускают. И ходил я к Алиеву с целым списком. В большинстве случаев он все решал положительно.
И вдруг неожиданность: в один прекрасный день мне сказали, что я буду баллотироваться в депутаты Верховного Совета Азербайджана. Я мог ожидать всего что угодно, но только не этого. Какой из меня государственный деятель? Да и по характеру я неусидчив, а на заседаниях надо сидеть по три-четыре часа, руку поднимать, голосуя за то, о чем имеешь весьма смутное представление. Но Алиев сказал: «Ты же все равно ходишь ко мне, просишь, хлопочешь за других, так уж ходи теперь на законных основаниях и делай то же самое, но как депутат».
Для меня, человека, не приемлющего приказов, лишь слово Гейдара Алиевича было законом.
Жил я тогда в Москве, а в Баку на сессии приезжал специально. Высиживал заседание, только когда выступал Гейдар Алиевич.
Как-то, в те мои депутатские времена, я был в гостях у Алиева. Начался откровенный разговор. Гейдар Алиевич сказал:
— Муслим, ты хотя бы час-два присутствуй на заседаниях. А то как-то неприлично получается.
— Я бы и больше сидел, да что толку… Ведь я и половины из того, что говорят с трибуны, не понимаю. Планы, графики, цифры… Я, конечно, артист, но не настолько, чтобы делать вид, что все это меня интересует.
Действительно, мне было трудно высиживать до конца на сессии, когда обсуждали, утверждали планы, бюджет, говорили о валовом продукте, национальном доходе… Эти экономические выкладки были мне непонятны, скучны. Все это я и объяснил Гейдару Алиевичу. Он сочувственно улыбнулся:
