Епископ, а не второй священник, должен решать вопрос о Высоте иконостаса, о чтении вслух так называемых "тайных" мо-№тв на Литургии, об обязательной катехизации, обо всем, что от-яЁичает "левых" от "правых". Любая форма самочиния безусловно Вредна и запрещена в Церкви. За все злохудожества, за все случаи неподчинения настоятелю Патриарх должен был в первые же дни
225подвергнуть молодого жестоковыиного священника церковному взысканию. Ведь самочиние священника неизбежно порождает соблазн среди прихожан.
Чувствуя за собой мощную поддержку священноначалия, о. Михаил при всякой возможности, словом и делом, "высказывался о разномыслии" в самом негативном смысле, его девизом было классическое "Умру за единый «азъ»". Делал настоятелю замечания во время богослужений, прерывал во время проповеди, куролесил, как только мог, целенаправленно провоцируя разлад и скандал. И при этом упивался своим подвигом самоотверженной борьбы за торжество православия, один против 2000, в оплоте мерзопакостных обновленцев. Пасомые платили пастырю тою же монетой.
Значительное большинство прихожан о. Георгия и о. Александра составляют люди образованные, широко и свободно мыслящие, имена многих из них знает вся Россия. Но на войне как на войне. Вот что и как думают, говорят и пишут сторонники открытости и реформ об инакомыслящих: об о. Михаиле, обо мне и еще о нескольких тысячах священников, кто служит только на цер-ковно-славянском, кто не сломал еще в своей церкви иконостас и максимально строго руководствуется Уставом (Типиконом), т. е. о "правых" "консерваторах", "не наших": "Это стремление к замкнутости, невротическое вытеснение проблем в бессознательное с невротической их последующей рационализацией, стремление укрыться в детстве, в мифологизированной истории, нелюбовь к миру и боязнь его, ужас перед возможностью перемен, ненависть к переменам, изоляционизм и ультраконсерватизм"1.
В общине моего друга священника Виктора Потапова, настоятеля русского православного собора в Вашингтоне, каждое воскресение служат две Божественные Литургии, одну — на современном английском, другую — на церковно-славянском. В соборе великолепный многоярусный иконостас, тайные молитвы в алтаре читают тихо. О. Виктор сам строго соблюдает Типикон и всемерно поощряет к тому же клир и всех прихожан. В прошлом году, например, День благодарения, самый чтимый праздник американцев, совпал с началом Рождественского поста. "Либеральная" Американская Автокефальная Церковь разрешила своим прихожанам есть в этот день традиционную для всей Америки индейку, а о. Виктор, сославшись на Типикон, строго запретил нарушать пост. Словом, консерватор, типичнейший бурбон. Но го-
iтов поклясться, что вся сия фрейдистская ахинея о замкнутости, невротическом вытеснении, боязни мира и ненависти к переменам не имеет никакого отношения ни к нему, ни к его замечательной православной общине. Его прихожане стараются не забывать русский язык, любят церковно-славянский и не сомневаются, что Господь Бог понимает английский, греческий, суахили не хуже славянского. Понимает даже и "советский дичок", когда мы, убогие, обращаемся к Нему с верою и любовию.
Противостояние о. Михаила и общины продолжалось два месяца. Священноначалие с удовольствием наблюдало за развитием процесса и, чтобы почище умыть руки, постоянно требовало от о. Георгия "стабилизировать внутриприходскую жизнь". А о. Георгий, как всегда, не смея сказать высокому начальству правду в глаза, "обещал нормализовать ее", как пишет в своем . указе Патриарх. В последний раз он успел дать такое обещание управляющему делами Московской Патриархии архиепископу Сергию в пятницу, 27 июня. А в воскресение, 29 июня, в день Всех Святых в земле Российской просиявших, бабахнула заложенная Патриархом мина: крепкое стояние обеих сторон в истине дошло | до отвратительной драки в алтаре во время богослужения. Вот рассказ самого о. Михаила, опубликованный газетой "Радонеж": "Когда я давал чтецам указание, как необходимо вести служ-[ бу, они категорически отказались это делать в грубой форме. О. Ге оргий сам вырвал у меня из рук аналой и книги, и мне не давали 1: книг, чтобы совершать службу. Когда я хотел выйти из храма, чтобы принять какие-то меры по прекращению этих бесчинств, то меня не выпускали под предлогом того, что я в облачении. Вход пикетировали, дверь заперли ключом. Я вернулся и стал читать первый час по Часослову, первой книге, которая мне попалась. Этого 4не тоже делать не дали. У меня вырвали из рук и эту книгу. Так эоходила эта служба. Потом я попытался выйти из боковой двери алтаря, но и этого мне не дали сделать. Я пытался посмотреть, : мне выйти из алтаря, чтобы просить о помощи. Но меня уже окружили, тянули со всех сторон, срывали облачение... После этого я ачал читать Страстное Евангелие от Матфея". О. Михаилу скрути руки, повалили на пол, вызвали психовозку и увезли в клини-у. Вечером того же дня он вернулся домой.
Каждый шаг, каждое действие о. Михаила, о которых он сам ассказал, — недопустимое безобразие. Второй священник не имеет
226"
227права давать указания, как вести службу, это исключительное право настоятеля. В Типиконе неизменно повторяется: "Аще изволит настоятель". Тем более, что настоятель, о. Георгий, стоял рядом. Никакие книги о. Михаилу и не должны были давать, ему вполне достаточно Служебника, который всегда лежит в алтаре. Судя по другим рассказам в той же газете "Радонеж", о. Михаил должен был принимать исповедь, т. е. был требным, а не служащим, значит, на клиросе ему вообще делать нечего. Ни бегать по какой-то нужде, ни прогуливаться по улице в облачении не разрешается, вне храма ходят только в подряснике и рясе. О. Михаил упорно рвался вон в облачении потому, что норовил учинить скандал погромче. Принять меры вне храма можно лишь одни: звать на помощь своих духовных наставников — игумена Тихона (Шевкунова) с братией, идти "в атаку стальными рядами", стенка на стенку, безобразничать вне всяких рамок, как шли красно-коричневые на мэрию, на Останкино в октябре 1993 года. Хватать первую попавшуюся книгу и читать по ней — значит опять же бесчинствовать в церкви. "Я пытался посмотреть, где мне выйти из алтаря" — означает попросту: "я полез в окно"; ведь ни в одну дверь не пустили и заперли дверь на ключ.
И уж совсем ни с чем не сообразно и дико для священнослужителя читать в этот день и в этот момент службы Страстное Евангелие, которое никакого отношения ко дню Всех Святых в земле Российской просиявших не имеет и никогда на этой службе не читается. Такое использование Священного Писания в храме — кощунство, за одно это под запрещение в священнослуже-нии можно попасть. О. Михаил всем существом пребывал на Голгофе, упивался страданиями, жаждал страданий.
