Об императоре Калигуле пишут, что он больше всех своих женщин любил Сезонию — не столько за красоту ее или цветущий возраст (она была уже в годах), сколько за безудержную похотливость и невиданное любовное умение, приобретенное со зрелостью; ни одна женщина, даже красивее и моложе ее, не могла сравниться с нею в постели. Когда Калигула отправлялся на войну, он обычно брал ее с собою, и она в мужской одежде скакала на коне бок о бок с ним; нередко он показывал ее своим друзьям совсем обнаженною и при них занимался с нею любовью, дабы похвастать ее бесконечной чувственностью на ложе.
Надобно заключить, что возраст не отнял у этой женщины ни красоты, ни сластолюбивых повадок; доказательство тому — страстная любовь к ней Калигулы. Однако же при всей этой любви он нередко, обнимая ее и лаская ей грудь, говаривал: «Вот красивая грудь, но в моей власти пронзить ее мечом». Увы, несчастную женщину постигла именно такая участь: меч центуриона рассек ей тело, а дочери ее размозжили голову об стену, заставив расплачиваться за злобный нрав отца.
Можно также прочесть историю о мачехе императора Каракаллы, Юлии, которая однажды случайно показалась пред ним наполовину обнаженною; Каракалла при виде ее воскликнул: «Ах, как бы я хотел эту женщину, коли мне было бы дозволено!» На что Юлия тут же ответила: «Отчего же нет — ведь вы император, вам и подобает самому творить законы, а не исполнять чужие!» Ободренный сими удачными словами и податливостью женщины, он тотчас заключил брак и соединился с нею.
Почти такой же ответ получил один из наших трех последних королей, коего я, разумеется, здесь не назову. Влюбившись в некую весьма красивую и любезную даму и намекнув ей на свои нежные чувства, он через несколько дней послал к ней ловкого и речистого дворянина, дабы тот разъяснил ей королевскую волю; дворянин этот (кстати, мой знакомый) доставил даме любовную записку короля и сам постарался на словах убедить ее явиться на свидание. Дама, которая была отнюдь не глупа, отговаривалась чем только могла, приводя множество убедительных причин отказа и не забыв, в частности, самую главную, а именно такую мелочь, как честь. Отчаявшись наконец уломать строптивицу, дворянин прямо спросил, какой же ответ передать королю. Дама на миг задумалась, потом от отчаяния у нее внезапно вырвались следующие слова: «Что сказать ему? А вот что: я знаю, что подобный отказ никогда не шел на пользу тому или той, что не уступали своим королям, которые чаще умеют приказывать и брать силою, нежели просить и убеждать!» Дворянин, вполне удовлетворенный полученным ответом, донес его королю, и тот, решив воспользоваться удобным случаем, сам отправился в комнату к даме, которая и уступила ему, не слишком сопротивляясь. Ответ ее, весьма находчивый, недаром раздразнил короля. Хотя, с другой стороны, не подобает играть словами столь дерзко, особливо имея дело с коронованной особою; впрочем, ежели дама сумеет повести себя умно и с должным почтением, большого зла в этом нет.
Возвращаясь к истории о Юлии, мачехе вышеназванного императора, скажу, что, уж верно, надо было быть последней из распутниц, чтобы взять в мужья и любить того, кто малое время назад убил у нее на груди ее родного сына: такую женщину иначе как презренною шлюхой не назовешь. Но ради великой чести стать императрицею чего только не забудешь! Юлия эта была страстно любима своим мужем и, хотя достигла уже зрелых лет, не утратила ни частицы красоты своей, коей всегда славилась так же, как и сговорчивостью; свидетельство тому — ее ответ императору, вознесший ее на вершину власти.
Филипп-Мария, третий герцог Миланский, женился вторым браком на Беатриче, вдове покойного Фачино Кане, когда та была довольно пожилой женщиной; однако она принесла в приданое четыреста тысяч экю, не считая недвижимого имущества и драгоценностей, которые сами но себе стоили целого состояния и приукрасили старость невесты; несмотря на почтенный возраст, она была заподозрена мужем в измене, и он приказал умертвить ее. Как видите, почтенный возраст не лишил ее охоты к любовным проказам, и чем более она занималась ими, тем более входила во вкус.
Констанция, королева Сицилии, почти всю свою жизнь, с самой юности, прожила в монастырю в девстве и непорочности и обратилась к мирской жизни в возрасте пятидесяти лет; будучи некрасивой и довольно поблекшей, она тем не менее решила приобщиться к плотским радостям и даже разрешилась ребенком в пятьдесят два года, пожелав притом сделать это публично; для этого приказала она возвести на лугу близ Палермо открытый павильон, дабы народ, присутствуя при родах, не усумнился в законном рождении младенца; то было величайшее чудо, какого не видывали со времен святой Елизаветы. В «Истории Неаполя» говорится, однако, что дитя все-таки родилось не у нее. И все же из мальчика этого вырос великий государственный деятель, как оно нередко и случается, по мнению одного знатного вельможи, с большинством бастардов.
Я знавал аббатису из Тараскона, сестру господина д’Юзеса из семейства Тайар, которая в возрасте пятидесяти с лишком лет сложила с себя сан, вышла из монастыря и вступила в брак со старшим Шенэ, самым заядлым игроком и гулякою при дворе.
Да и во многих других религиях известны случаи, когда женщины, достигшие зрелого возраста, вдруг отказывались от святой непорочности, дабы отдаться плотским утехам. Уж коли такие не могут устоять, то что же говорить о наших дамах, привыкших тешить плоть с самого нежного возраста?! Неужто же старость помешает им желать и отведывать лакомые кусочки, коими они столь долго услаждали себя?! Куда же прикажете девать в таком случае все эти восхитительные, изысканные супы и бульоны, порошки из серой амбры и прочие горячительные составы, возбуждающие их старые холодные желудки? Уж можете мне поверить, что, ублажая старческий живот, помянутые снадобья и блюда в то же время укрепляют и все остальное тело, сообщая ему, хоть в малой мере, Венерин пыл, который затем подобает расточать на ложе в мужских объятиях, — они-то и есть лучшее в мире лекарство, притом самое натуральное и действенное, так что женщина перестает обращаться за помощью к докторам; надеюсь, те не откажутся сей факт подтвердить. Но самое приятное для наших дам состоит в невозможности забеременеть и потому тешатся любовными играми свободно и беззаботно, дозволяя себе такие вольности и удовольствия, о каких ранее и помыслить не могли из страха перед предательским своим чревом; некоторые женщины предаются любви куда чаще именно после пятидесяти лет, чем до того. И многие знатные и среднего сословия дамы признавались мне, что с нетерпением ожидают наступления сего зрелого возраста, дабы избавиться от страха беременности, а с ним и от риска опозориться на весь свет. Однако возраст огласке не помеха, некоторых из дам плоть и в гробу мучить не перестанет. Вот об этом-то я и хочу рассказать вам историю.
