В письме к Орлову императрица демонстрирует хорошую осведомленность о действиях и перемещениях «цесаревны» и приказывает: «Я вас уполномочиваю чрез сие послать туда (в Рагузу. – Примеч. авт.) корабль или несколько, с требованием о выдаче сей твари <…> и в случае непослушанья дозволяю вам употребить угрозы, а буде и наказание нужно, то бомб несколько в город метать можно; а буде без шума достать способ есть, то я и на сие соглашусь»[242]. Отметим, что Екатерина II, приказывая применить силу на чужой территории, делает это в письменном виде и не боится брать на себя ответственность за возможные международные осложнения. Поэтому естественно, что все ее указания исполнялись, невзирая ни на какие препятствия[243]. С помощью тщательно разработанной и грамотно исполненной оперативной комбинации самозванка была задержана и доставлена в Петербург.
Во время пугачевского бунта крайне обострились отношения императрицы с наследником престола великим князем Павлом Петровичем. Один из организаторов заговора против Павла I в 1801 г. генерал Л. Л. Беннигсен писал: «Павел подозревал даже Екатерину II в злом умысле на свою особу. Он платил шпионам с целью знать, что говорили и думали о нем, и чтобы проникнуть в намерения своей матери относительно себя. Трудно поверить следующему факту, который, однако, действительно имел место. Однажды он пожаловался на боль в горле. Екатерина II сказала ему на это: „Я пришлю вам своего медика, который хорошо меня лечил“. Павел, боявшийся отравы, не мог скрыть своего смущения, услышав имя медика своей матери. Императрица, заметив это, успокоила сына, заверив его, что лекарство самое безвредное и что он сам решит, принимать его или нет.
Когда императрица проживала в Царском Селе в течение летнего сезона, Павел обыкновенно жил в Гатчине, где у него находился большой отряд войска. Он окружил себя стражей и пикетами, патрули постоянно охраняли дорогу в Царское Село, особенно ночью, чтобы воспрепятствовать какому-либо неожиданному предприятию. Он даже заранее определял маршрут, по которому он удалился бы с войсками своими в случае необходимости: дороги по этому маршруту, по его приказанию, заранее были изучены доверенными офицерами. Маршрут этот вел в землю уральских казаков, откуда появился известный бунтовщик Пугачев»[244].
Если сказанное Беннигсеном – правда, то Екатерина имела основания относиться к сыну с подозрением. Тем более что Пугачев не раз упоминал в своих речах наследника престола («Сам я царствовать уже не желаю, а восстановлю на царствие государя цесаревича»[245]). Кстати, восставшие приносили присягу не только «Петру III», но и Павлу Петровичу и его супруге Наталье Алексеевне. А. С. Пушкин со слов потомков А. И. Бибикова записал: «Вот один из тысячи примеров: великой князь, разговаривая однажды о военных движениях, подозвал полковника Бибикова (брата Александра Ильича) и спросил, во сколько времени полк его в случае тревоги может поспеть в Гатчину? На другой день Александр Ильич узнает, что о вопросе великого князя донесено и что у брата его отымают полк. Александр Ильич, расспросив брата, бросился к императрице и объяснил ей, что слова великого князя были не что иное, как военное суждение, а не заговор. Государыня успокоилась, но сказала: „Скажи своему брату, что в случае тревоги полк его должен идти в Петербург, а не в Гатчину“»[246]. Из этого примера видно, с какой тщательностью государыня контролировала контакты сына с военными. В конце жизни Екатерина II намеревалась передать престол внуку Александру Павловичу, минуя наследника престола. Нашлись очевидцы, что предсмертный манифест императрицы о назначении наследником Александра, равно как и указ о лишении Павла прав на престол, были переданы последнему его сторонниками и незамедлительно уничтожены.
6 ноября 1796 г. Павел I стал российским императором. Первым делом он приказал своей гвардии прибыть в Петербург. В составе гатчинской гвардии состояло 6 номерных пехотных батальонов, 1 артиллерийский батальон и 3 кавалерийских полка (жандармский, драгунский и гусарский) общей численностью около 2000 человек. Личный состав подразделений был распределен по полкам лейб-гвардии с сохранением чинов. Срок службы для рядовых гатчинских гвардейцев сокращался до пятнадцати лет.
«Маленькое „гатчинское войско“, своего рода потешное, было протестом против екатерининской гвардии и ее порядков. Суровые и „отчетливые“ гатчинские службисты, „фрунтовики“, составляли решительный контраст с изнеженными сибаритами, щеголями и мотами „зубовских“ времен, лишь для проформы числившихся в полках и проводивших время в кутежах и повесничестве»[247]. Для гвардейских господ офицеров реформы Павла оказались болезненными еще и потому, что нижние чины из дворян, числившиеся при полках, но находившиеся в длительных отпусках, были уволены. Запись дворянских недорослей в гвардию «с пеленок» отменили: начинать служить в войсках дети дворян могли не ранее шестнадцати лет в звании юнкера.
Численность гвардии при Павле I значительно возросла. В 1796 г. были сформированы два отдельных батальона лейб-гвардии – Егерский и Артиллерийский (на базе бомбардирской роты Преображенского полка), а в 1798 г. – два новых кавалерийских полка. На основе Донской и Чугуевской команд создан лейб-гвардии Казачий, а на основе лейб-гусарского эскадрона – лейб-гвардии Гусарский полки. Эти части уже не составляли Собственный Его Величества конвой и несли службу по охране царя и членов его семьи наравне с полками «старой» гвардии. В 1799 г. к гвардии причислены Лейб-Уральская сотня и Кавалергардский корпус. Последний имел статус гвардии великого магистра Ордена святого Ивана Иерусалимского (Мальтийского ордена). В нем полагалось иметь около 200 дворян из числа членов ордена. Кардинального качественного изменения облика гвардии не произошло. Историк К. Валишевский объясняет этот парадокс: «В данном случае результат не должен был оказаться удачным – даже в отношении личной безопасности реформатора. Гатчинский элемент, вместо того чтобы одержать верх над непокорной частью, куда его ввели <…> наоборот, в ней совершенно растворился, усвоив себе привычки этой обособленной среды и послужив только к пробуждению в ней, путем реакции, стремлений к порицанию правительства, дремавших до тех пор при спокойных условиях существования, посвященного удовольствиям»[248].
Поскольку армия всегда является силовым инструментом внешней политики, попробуем рассмотреть военные преобразования Павла I, до последнего времени оценивавшиеся большинством историков только как негативные. Военный историк Ю. Веремеев проанализировал некоторые позитивные начинания императора в военной области. В первую очередь они касались нижних чинов (рядовых). Была введена дисциплинарная и уголовная ответственность офицеров за сохранение жизни и здоровья солдат. Телесные наказания приказано допускать в крайних случаях и только для исправления нерадивых солдат, а не для их «калечения». За беспорочную выслугу в 20 лет нижние чины навсегда освобождались от телесных наказаний. Для солдат установили отпуска продолжительностью 28 дней в год, их стали награждать знаками отличия орденов Святой Анны и «донатом» ордена Святого Ивана Иерусалимского. Удержания из солдатского жалованья, а также его невыплата стали наказываться каторгой и даже смертной казнью.
