Ученики, совершившие долгий переход, чувствовали себя героями.
Ерошенко учил детей самостоятельности. Он говорил: "Слепому поводырь не нужен. Его поводырь – солнце". Хорошо развитый физически (Ерошенко отлично плавал, бесстрашно нырял в ледяной горный поток), он стремился увлечь детей спортом, хотя большинство из них сначала считали, что слепым это ни к чему.
– Ерунда, – сердился учитель. – Не плавают только куры. А вы люди, человеки! Завтра же начну учить всех желающих.
Дурды выучился плавать одним из первых, и это вскоре спасло ему жизнь.
Как-то, запасая дрова, он упал в горный поток вместе со срубленным тамариском. Мальчик очень испугался и закричал. Ерошенко бросился в воду.
– Ты вопи, вопи, – успокаивал он Дурды, – я плыву на твой голос. Только не бойся. Вытащил его на берег и сказал:
– А теперь кончай вопить, а то реку испугаешь. Мальчик дрожал от холода и страха, зубы его выбивали дробь, словно азбуку Морзе. Тогда Ерошенко спросил Дурды:
– Ты что, – телеграфист?
"Утопленник" засмеялся. Захохотали и ребята, наблюдавшие эту сцену. Теперь плавать учились все.
Ерошенко хотел, чтобы его воспитанники были сильными, умелыми, не пасовали перед трудностями. Однажды весной горный ручей, протекавший вблизи школы, превратился в бурный, все сметающий на пути поток. Он уже подобрался к скотному двору и огороду, и преподаватели стали поговаривать, что детей неплохо бы эвакуировать в город. Ерошенко собрал учеников и сказал:
– Стихия слепа, так же, как и мы. Но в отличие от нас она еще и глупа. Так неужели мы отдадим ей дело наших рук?
И ребята принялись за работу. Под руководством директора они набили мешки песком и соорудили запруду, направив поток в безопасное для школы место. Дети были счастливы – еще бы, они укротили стихию!
Ерошенко воспитывал в учениках любовь к свободе – и когда знакомил их с героями туркменского эпоса, и когда играл на своей старенькой, залатанной гитаре, той самой, что пытались сломать и британские полицейские, и японские кейдзи.
Слушая музыку, ребята и сами захотели учиться играть. Тогда Василий Яковлевич написал в Москву преподавателю музыки 3.И. Шаминой, а в 1937 году, возвращаясь из Обуховки в Кушку, заехал за ней и за ее мужем.
– Едем, вы только посмотрите, как мы живем! – уговаривал Шаминых Ерошенко. – Не понравится, сразу вернетесь.
Шамины долго колебались: очень уж далека от Москвы Кушка. Но потом решили съездить – ненадолго. А дети с таким восторгом встретили "тетю Зину и дядю Сашу" и так охотно занялись музыкой, что Шамины остались в Кушке на несколько лет.
Эти годы были едва ли не лучшими в жизни Шаминой. Ее поразила необыкновенная, дружеская атмосфера детского дома. Ерошенко был для детей не столько начальником, сколько умным, доброжелательным товарищем. Ученики любили его самозабвенно и почитали, словно отца, называя по-туркменски "урус-ата" – "русский отец". И Ерошенко никогда не чувствовал себя здесь ни директором, ни даже просто старшим. Он играл с детьми, как с равными, обедал с ними за одним столом, ночевал в общей спальне. Как-то Шамина спросила, не мешают ли ему дети, на что Ерошенко, пожав плечами, ответил:
– Как же они могут мне мешать, если ночью спят, а я в это время работаю, пишу. Это я стараюсь вести себя потише, чтобы не потревожить их сон.
Ерошенко был вместе с детьми и ночью и днем. Часто он вывозил их в ближайший город Мары – там они ходили в кино или совершали прогулки в окрестные деревни, знакомились с природой, с людьми. Однажды ребята загорелись идеей сделать сюрприз своим друзьям, украинским переселенцам из соседнего с детдомом села Моргуновки.
– Давайте, – предложил Ерошенко, поставим для них детскую оперу "Коза-дереза" украинского композитора Лысенко.
– Но как – ведь никто же из нас не знает украинского языка? – усомнился Александр Шамин.
– Так уже прямо никто, – улыбнулся Ерошенко. И закипела работа. Ерошенко, вспоминала Шамина, режиссировал, давал рекомендации по декорации и гриму, а во время спектакля суфлировал, производил все шумы за сценой, руководил освещением.
Успех оперы был грандиозный, "актеров" и директора вызывали по многу раз. Крестьяне не хотели верить, что все дети, занятые в спектакле, слепые.
– Вот мы и вышли из своей страны слепых, – пошутил в тот вечер Ерошенко.
Но если детдомовские ребята в своем директоре не чаяли души, то некоторые сотрудники относились к нему иначе. Он был мягок с людьми и доверчив, как ребенок. Когда нечистый на руку завхоз оставил детдом без хлеба, учителя предложили директору немедленно прогнать вора с работы.
– Ну, поймите, – ответил Ерошенко, – я не могу его уволить: у завхоза семья.
– Вы бы еще покрыли недостачу из своего кармана.
– Спасибо за совет – я уже так и сделал. Неважно у него складывались отношения и с начальством. Он терпеть не мог, когда в детдом приезжал кто-либо из инспекторов. Не нравился ему их тон, неуместное проявление жалости или же, наоборот, подчеркнутое восхищение достижениями слепых детей. Однажды, вспоминает бывший инспектор Наркомпроса Г. Реджебова, я стала сюсюкать с детьми, восторгаться ими, но Ерошенко меня остановил: "Ну зачем вы так? Мы, слепые, ничем не хуже зрячих!"
Как-то в детдом приехала комиссия из центра. И здесь произошел такой случай. Во время обеда в столовую вошел… ишак. Нет, дети нисколько не удивились, это был их любимец, ручной ишачок, которого они всегда подкармливали. Но комиссия пришла в ужас и записала в протокол "факт антисанитарии". Ерошенко объявили выговор. Вообще личное дело директора так и пестрит выговорами – в основном за несвоевременно сданные отчеты, счета. И если бы не приехавшая в Кушку его сестра, Нина, опытный бухгалтер, неизвестно, как бы он вообще справился с накатившей на него бумажной волной.
Что и говорить, администратор он был неважный. Но ведь он стремился создать не обычный детдом для слепых, а маленькую детскую республику в горах, чтобы воспитать там настоящих людей, у каждого из которых было бы любимое дело на всю жизнь.
Ерошенко настойчиво выявлял способности каждого ребенка. Чтобы дать слепым разнообразное образование, директор детдома вслед за музыкальной группой создал в школе "литературную мастерскую": здесь Ерошенко учил детей писать, облекать свои мысли в слова. Дети и не подозревали, что их учитель – писатель. И только в 1945 году, провожая в самостоятельную жизнь свой первый выпуск, Ерошенко открылся им как литератор. Он стал читать одну из своих лучших сказок – "Сердце Орла".
"… На самой высокой вершине горной страны счастливо жили орлы. С древних времен орлы хранили одну заветную мечту. Им хотелось долететь до теплого и вечно светлого солнца. И они верили, что если тысячу лет изо дня в день упражняться в полетах, то потомки их долетят до солнца. Из поколения в поколение мечтали об этом орлы, и поэтому крылья их становились крепче и выносливее, чем у предков.
