одну из ключевых позиций в лагере и думает, что так и должно быть. Будучи египетским верховным главнокомандующим, она считает, что подготовка к войне и военные операции – ее ответственность. Она, похоже, уверена, что ей достаточно одного друга – Антония. И не желает, чтобы ей приказывали замолчать (смешно, если учесть, как мало до нас дошло ее слов). Здесь не будет почтительного «Да простит меня ваша светлость за то, что говорю о вещах, которых не понимаю» а-ля королева Изабелла Кастильская [81]. Невозможно сказать, что было раньше: неловкость римлян в присутствии Клеопатры или ее надменность с ними. Рассказывали, что офицеры Антония стеснялись ее и ее статуса равного партнера. Его ближайшие товарищи не хотели ей подчиняться [82]. Она загнала себя в угол: ослабить самозащиту – значит дать отправить себя домой. Продолжать защищаться – значит нападать. Вполне вероятно, она напугана. Они страшно скандалят с Антонием.
В частности, Клеопатре не удается подружиться с Гнеем Домицием Агенобарбом, наверное самым выдающимся соратником Антония. Именно этот гордый республиканец собрал прошлой весной несогласных консулов, и они бежали из Рима в Эфес. Он решителен и неподкупен. Тут с самого начала нашла коса на камень. Он отказывается обращаться к ней сообразно титулу – зовет ее просто «Клеопатра». Она пытается его купить, но обнаруживает в Агенобарбе такую же несгибаемость, какую в Планке видела бесхребетность. Кроме того, все знают, что Агенобарб за словом в карман не лезет. Он не скрывает, что считает Клеопатру обузой. И верит, что войны можно избежать. В прошлом Агенобарб был обвинен в причастности к убийству Цезаря, попал в проскрипции, сражался при Филиппах против Антония. Впоследствии они помирились, и с тех пор Агенобарб занимает при Антонии самые высокие посты и считается одним из самых преданных его друзей. Перед войной он играл важную роль в оппозиции Октавиану. Делал все, чтобы унять волну, поднятую новостью о «дарениях». Его сын был помолвлен с одной из дочерей Антония. Бок о бок двое мужчин пережили множество невзгод. Прошли всю парфянскую кампанию, где Агенобарб показал себя отважным лидером [83]. Он обращался к войскам от имени их командира, когда Антоний был слишком подавлен. Здесь, на мысе Акций, когда общий настрой начинает падать, высокий государственный чин выбирает другой путь. Он садится в маленькую лодочку и бежит к Октавиану. Антоний опустошен. И все же, как положено, отправляет вслед за перебежчиком его багаж, друзей и рабов. Клеопатра против такого великодушия.
Она, конечно, не может не понимать, сколько неудобств от нее в этом душном, звенящем от комаров лагере, где весьма странно смотрятся ее свита и роскошные шатры и где ее огромный корабль «Антония» с десятью рядами весел и искусной резьбой на носу, как можно догадаться, никому не поднимает настроения. Пайки урезаются. Люди голодны и подавлены. А Клеопатра сидит на куче хорошо охраняемых богатств. Римский солдат хочет видеть своего командира жующим черствый хлеб и спящим на простом соломенном тюфяке [84]. Пока Клеопатра была в лагере, Антоний явно не спал на тюфяке. Клеопатра нарушает это равновесие. Антоний со всех сторон – его палатка находится в самом центре огромного лагеря – слышит, что его женщину нужно отправить домой, и остается к этим просьбам глух. Даже верный Канидий, который до того отстаивал ее точку зрения, теперь хочет ее отъезда. Она знает, какие насмешки сыпались в свое время на Фульвию. Даже в Египте женщины-командиры не были популярны, насколько Клеопатра могла судить по короткой карьере сестры во время Александрийской войны. У нее нет опыта участия в военных конфликтах такого масштаба. По версии Ирода, Антоний никогда не отпустит ее от себя, потому что «его уши, казалось, заткнуты любовью» [85]. Почему в таком случае она не отойдет в сторону, как во времена Цезаря?
Но ведь Октавиан объявил войну именно ей. У нее есть причины желать возмездия. Ее и раньше отстраняли от дел военные советники, после чего она оказалась в Синайской пустыне, бездомная и лишенная всех прав. Ее уже подводили посредники – так что, возможно, теперь она не хочет доверять судьбу Египта одному Антонию. На карту поставлено все: будущее династии Птолемеев висит на волоске. Если Октавиан сейчас договорится с Антонием о мире, ценой этого мира станет она. Настоящая загадка 31 года до н. э. даже не в том, почему Клеопатра осталась, а в том, почему она – так мастерски разбиравшаяся с разницей культур в Египте, так искусно усмирявшая римские эго – не позаботилась о том, чтобы очаровать полководцев Антония. Судя по всему, в лагере она всех только злит и утомляет. Многим приходится терпеть подобное тому, что совсем недавно терпел несчастный Геминий. От нее стонут и друзья Антония, и римские консулы – как пишут все источники, «жестоко оскорбленные Клеопатрой» [86]. Она мстительна, категорична и нервна. Опыт не научил ее быть сговорчивее, чем она была в юности, с опекунами брата. В конце концов, она привыкла раздавать приказы, а не подчиняться им. Тем временем Октавиан усиливает блокаду вокруг залива, тучи москитов продолжают атаковать, а моральное состояние бойцов в лагере Антония продолжает ухудшаться. Начинается эпидемия – вполне возможно, малярии. Условия просто плачевные. Облегчение наступает лишь к полудню, когда поднимается западный ветер. Несколько часов дует свежий бриз, который усиливается, когда меняет направление на северное. К вечеру он стихает.
Так, в постоянной готовности и вынужденном бездействии, проходят месяцы. Постепенно изменяется и расстановка сил. Изначально был план поймать Октавиана в ловушку в Амвракийском заливе, однако теперь Антоний и Клеопатра сами оказались заблокированы в ярко-голубой лагуне и никак не могут приспособиться к этой рокировке. Плутарх сформулировал важное правило: чтобы быть хорошим полководцем, нужно вынуждать противника сражаться, когда ты силен, а когда слаб, следует уклоняться от сражения [87]. Антоний уже давно уступил это преимущество. К августу выбора не остается: он облагает целые города обязанностью снабжать лагерь по суше. Прадед Плутарха как раз попал в число тех, кому пришлось карабкаться по горным тропам к заливу, сгибаясь под тяжестью мешков пшеницы на плечах и ударами плети на спине.
Как будто мало блокады, болезни, одуряющего безделья и жары, приходит еще одна напасть: дезертирство. Бегут и рабы, и вассальные монархи. Для острастки остальных Антоний устроил показательную пытку и казнь двух неудавшихся дезертиров, сенатора и сирийского царя. Сам Антоний пребывает далеко не в лучшем состоянии, нервы его на пределе. Однажды он в одиночку бредет вдоль укреплений в сторону моря и едва не становится добычей врага. Предательство