Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф

Филиппы принесли Антонию десять лет благодати. Теперь все это в прошлом. Осенью он и Клеопатра едут в Патры, ничем не примечательный городишко при входе в Коринфский залив. Отсюда они строят линию обороны по западному побережью Греции, распределяя войско от Акция на севере до Метони на юге. Видимо, планируется таким образом защищать каналы поставок в Александрию, да и весь Египет – в конце концов, именно ему Октавиан объявил войну. Клеопатра воспользовалась паузой, чтобы отчеканить новые монеты – на них она в образе Исиды. Антоний мешками отправляет золото в Рим, направо и налево раздает взятки. У него перевес в силе, но все равно не помешает подорвать лояльность людей Октавиана. Основная часть этих денег, надо полагать, от Клеопатры. Тем временем из-за повышения Октавианом военных налогов в Риме начинаются беспорядки. Всю зиму между враждующими лагерями снуют люди с постоянно меняющимися симпатиями, в том числе шпионы и сенаторы. Многие из них уже как минимум однажды стояли перед подобным нелегким выбором: от кого бежать, к кому примкнуть? Скорее тут выбирают между двумя личностями, чем руководствуются какими-то принципами. Может показаться, что над Средиземноморьем пронесся гигантский магнит и стянул разбросанные повсюду осколки в одно целое, и это целое «сильно превосходило размерами все, что было раньше» [62]. Монархи, которым Антоний в 36 году до н. э. дал власть, явились сейчас на его зов и привели свои корабли. Среди прочих здесь цари Ливии, Фракии, Понта и Каппадокии.

Зима проходит до крайности инертно. Уже второй раз обычно стремительный Антоний медлит с началом кампании, которой так ждала Клеопатра. С каждым месяцем ее расходы растут (обычная практика того времени – от 40 до 50 талантов на легион в год, так что ее издержки только на пехоту за лето составляют около 210 талантов). Сложно отделаться от ощущения, что Антоний, самый прославленный воин из всех ныне живущих, не хочет эпической битвы. О Цезаре после одной из операций скажут: «Ему нужна была не провинция, а почетное имя» [63], – пожалуй, это больше подходит его протеже. Октавиан приглашает Антония на абсурдное постановочное мероприятие: бывшим триумвирам предлагается биться в поединке. Однако не срослось. Стороны обменялись оскорблениями и ленивыми угрозами в «шпионаже и надоедании друг другу» [64]. Воздух звенит от слухов, в основном генерируемых Октавианом. В 33 году до н. э. он выслал из Рима множество астрологов и прорицателей, якобы чтобы очистить город от растущего восточного влияния, на самом же деле – чтобы самостоятельно контролировать «информационное поле». Это позволяло циркулировать только нужным Октавиану пророчествам – он желал быть на этом рынке монополистом. Вскоре стало известно, что в статуи Антония и Клеопатры на Акрополе попала молния, и теперь они лежат там жалкими руинами [65]. Стали вдруг появляться двадцатипятиметровые двухголовые змеи. Мраморная статуя Антония начала истекать кровью. В жестокой двухдневной уличной битве между антонианцами и октавианцами, устроенной римскими детьми, победил мини-Октавиан. К истине ближе всех удалось подобраться двум говорящим воронам. Беспристрастный дрессировщик научил первого говорить «Да здравствует Цезарь, наш победоносный полководец!», а второго – «Да здравствует Антоний, наш победоносный полководец!» [66]. Этот мудрый римлянин понял, во‑первых, что следует застраховать свои ставки и, во‑вторых, что оба кандидата в императоры с их горячечной риторикой и личными счетами абсолютно взаимозаменяемы. Даже близкие друзья обоих соглашались, что «каждый из них стремился первенствовать не только в Риме, но и во всем мире» [114] [67].

Пока средства и опыт по большей части на стороне Антония и Клеопатры, на их же стороне остается и множество двусмысленностей, и первая из них (причем не обязательно в 32 году до н. э. с этим было больше ясности, чем сегодня) – их брак. По римским законам иностранка не может стать женой Антония даже после его развода. В более же гибком и покладистом греческом мире это возможно. Для египтян подобный вопрос вообще не имеет смысла: зачем Клеопатре выходить за Антония, не имеющего никакого официального статуса в Египте? [68] У нее уже есть Цезарион, вместе с которым она прекрасно управляет страной. Антоний – супруг и покровитель царицы, но не царь. В Египте с этим нет проблем, для Рима подобная неразбериха – настоящая головная боль. Какую роль Клеопатра должна играть на Западе? Опять же она не подпадает ни под одну категорию, вернее, под одну подпадает: если она не жена, то любовница. В таком случае что она делает на римских монетах? Общие намерения этих двоих тоже неясны. Они хотят исполнить мечту Александра Македонского и объединить людей по разные стороны национальных границ под властью одного божественного закона, как говорилось в пророчестве? Или Антоний собирается стать восточным монархом, а Клеопатра – императрицей? (Он сам облегчил жизнь Октавиану: римлянин автоматически отказывался от гражданства, если формально становился жителем другого государства.) Возможно, все более или менее понятно: они имеют в виду создание империи с двумя столицами. Однако, в общем, для любящего четкость римского мозга это слишком. К тому же эти двое с ног на голову перевернули положение о вассальных монархах. Чужеземец должен быть в зависимом положении, он не ровня римлянину. В общем, Октавиану несложно создать образ вероломной, ненасытной завоевательницы, и результата он добивается весьма убедительного. У одного из величайших классицистов XX века Клеопатра действует через Антония, как паразит, реализовывая какие-то совершенно немыслимые амбиции [69]. Их военные планы также туманны. За что конкретно борется Антоний? Он, конечно, вполне может хотеть восстановить республику, как заявляет, но какова тогда роль матери троих его детей, наполовину римлян?

И наоборот – с Октавианом все кристально ясно, все укладывается в привычные рамки. По крайней мере, начинает укладываться, когда он так лихо превращает личную вендетту в войну с иноземным захватчиком. Его аргументы четче и зримее. Он фантастически умело играет на самых темных чувствах сограждан. Конечно же его люди – «мы, римляне, хозяева величайшей части мира» – не испугаются этих примитивных существ? [70] Это не последний раз, когда мир делится на мужественный рациональный Запад и женственный туманный Восток – вот на него-то Октавиан и идет войной. Он борется за римскую правду, веру и самостоятельность – как раз за то, от чего его бывший шурин отказался, прильнув к Клеопатре. Антоний больше не римлянин, он – египтянин, обычный уличный музыкант,