Ермаков был свидетелем и участником многих событий на Урале в 1917–1918 гг., тесно общался с руководителями Уралсовета, много знал, и его воспоминания заслуживают самого пристального внимания. Рукопись не имеет даты, но по ряду признаков можно заключить, что она написана в 30 – начале 40-х годов. Автор обвиняет Николая II в «примитивности мышления в области политической», негодует по поводу вмешательства в государственные дела «неграмотного Распутина», обвиняет контрреволюцию, что она играет «на темноте народных масс». Знакомство с рукописью, однако, показывает, что ее автор – сам человек малограмотный, политически малоразвитый. Автор, например, почти не ставил знаков препинания, не признавал предлогов. Воспоминания публикуются с сохранением стиля и орфографии Ермакова [376] .
В воспоминаниях П.З. Ермакова обращает на себя внимание прежде всего «классовый подход» к событиям. Свои воспоминания он начинает с описания ссылки Романовых из Царского Села в Тобольск и их жизни в этом маленьком сибирском городке под охраной караула, приставленного Временным правительством. Они основаны на материалах, опубликованных в 20-х годах, и, по-видимому, на рассказах уральских чекистов, участвовавших в охране царя и его семьи в Тобольске [377] .
Ермаков всячески подчеркивал, что Тобольский Совет «бездействовал», проявлял «пассивность и нерешительность», не заключил Романовых в тюрьму, им «все разрешалось». Комиссар Временного правительства Панкратов, по его утверждению, проявлял к Романовым «ненужную заботливость и предупредительность», «услужливость», уполномоченный ВЦИК Яковлев «был весьма любезен с Романовыми, «пускался в рассуждения», «развлекал» их своими разговорами. Проявление обыкновенного человеческого внимания, попытки хоть в какой-то мере облегчить участь арестованного царя и членов его семьи, элементарная вежливость по отношению к ним расцениваются Ермаковым как предательство и измена.
Бросается в глаза и явная тенденциозность автора, его безоговорочное следование официальной версии событий. Он много пишет о «многочисленных заговорах» контрреволюционеров, якобы собиравшихся освободить Романовых, о попытках царя вести из Ипатьевского дома переписку с верными ему контрреволюционерами на воле. (Теперь стало известно, что эта переписка с провокационными целями была организована ВЧК, а письма к царской семье от имени некоего белогвардейского «офицера» писал на французском языке член Уралсовета П.Л. Войков [378] ). С этой стороны рассуждения Ермакова не представляют какого-либо исторического интереса.
Вместе с тем воспоминания Ермакова сообщают о ряде новых фактов, связанных с расстрелом Романовых, которые до сих пор не были известны историкам или остались незамеченными.
Из воспоминаний Ермакова следует, что Уралсовет, начиная с февраля 1918 г., последовательно и настойчиво осуществлял свою «революционную инициативу», направленную на переезд Романовых в Екатеринбург и их уничтожение. Ссылаясь на то, что «политическая обстановка в Тобольске вызывала у рабочих масс Урала и Сибири подозрение и опасение в надежности охраны Романовых», Екатеринбургский и Омский Советы «предписали» Тобольскому Совету заключить Романовых в тюрьму, но Тобольский Совет не выполнил их «предписанного наряда».
В начале марта 1918 г. президиум Уралсовета постановил обратиться во ВЦИК с предложением о переводе Романовых в Екатеринбург и, не дожидаясь ответа Центра, послал в Тобольск вооруженные отряды, которые должны были выяснить положение на месте и принять предварительные меры для вывоза Царской семьи, но это не удалось сделать ввиду сопротивления солдатского комитета караула, отказавшегося выдать им Романовых. Когда же в Тобольск прибыл уполномоченный ВЦИК В. Яковлев (Мячин), которому было поручено вывезти Царскую семью, уральцами, по заявлению Ермакова, «было постановлено – в случае необходимости произвести нападение на его отряд с целью отбить Романовых».
Как известно, Уралсовету удалось, с согласия Я.М. Свердлова, но вопреки имевшемуся у Яковлева предписанию ВЦИК перевезти Романовых в Москву, доставить их в Екатеринбург, где они были сданы Яковлевым под расписку Уралсовету. Нежелание Яковлева подчиниться распоряжению Уралсовета о перевозе Романовых в Екатеринбург Ермаков объясняет тем, что он, «зная, что Романовых на Урале ждет расстрел, решил спасти их».
Весьма интересно сообщение Ермакова, что во время состоявшейся в Екатеринбурге 25 апреля 1918 г. Четвертой областной партийной конференции было проведено частное совещание, на котором «большинство делегатов с мест высказалось за необходимость скорейшего расстрела Романовых, чтобы в будущем предупредить все попытки к освобождению бывшего царя и кто думал восстановить монархию».
Эти факты, сообщенные Ермаковым и, по-видимому, соответствующие действительности, окончательно опровергают версию о «вынужденном расстреле» Романовых в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. якобы «ввиду приближения контрреволюционных банд к красной столице Урала».
Воспоминания П. Ермакова позволяют проследить, каким образом и по чьей инициативе было принято решение о казни. Он пишет: «На требование Екатеринбургского областного Совета [379] перед Центром о расстреле Николая было дано согласие за подписью Свердлова, но о семье, я помню, не говорилось ни звука». И дальше: «Екатеринбургский исполком принял постановление расстрелять Николая, но почему-то в постановлении не говорилось о семье, о их расстреле…» В то же время были с царем казнены его жена, дети, приближенные. Если верить Ермакову, то выходит, руководство акцией осуществлялось из Москвы?
В последнее время в нашей печати опубликованы воспоминания Л.Д. Троцкого, в которых также подтверждается эта версия. Когда Троцкий прибыл с фронта в Москву после падения Екатеринбурга, он спросил Свердлова, кто принял решение расстрелять всех членов Царской семьи. Свердлов ответил: «Мы решили это здесь… Ильич считал, что нельзя оставлять нам им живого знамени, особенно в наших трудных условиях». (Родина. 1989. № 5, с. 89). В 1930-е годы Ермаков, выступая перед пионерами, тоже говорил, что «основанием для расстрела было личное распоряжение Ленина» («Огонек. 1990, № 22, с. 26).
Далее Ермаков вспоминает: «…когда позвали меня, то мне сказали: “На твою долю выпало счастье – расстрелять и схоронить так, чтобы никто и никогда их трупы не нашел, под личную твою ответственность. Сказали, что мы доверяем тебе как старому революционеру. Поручение я принял и сказал, что будет выполнено точно, подготовил то место, куда везти и как скрыть, учитывая все обстоятельства важности политического момента. Когда я доложил Белобородову (Белобородов – в то время председатель президиума Уральского областного Совета рабочих и солдатских депутатов [380] . – Д.Б., Д.Г. ), что могу выполнить, то он сказал: сделай так, как нужно было».
