— Да, очень интересно, — помолчав, отметил я. — Но какое отношение это имеет ко мне? Ведь я ушел из «Биопрепарата».
— Понимаете, мы думали, вас заинтересует работа в Степногорске.
— Но там уже есть директор — Геннадий Лепешкин.
— Собственно, нам нужен человек, который бы руководил всей цепочкой, — сказал замминистра.
— Мне это неинтересно, — отрезал я.
В этот момент в дальнем углу открылась дверь, и в кабинет Сафрыгина вошел жилистый казах, лет шестидесяти, в штатском, но с солдатской выправкой. При его появлении Сафрыгин встал, а я — нет.
— Полковник Алибеков, вы не возражаете, если я присоединюсь к вашему разговору? — спросил вошедший.
— Я больше не полковник, ушел из армии.
— Знаю, — махнул рукой этот человек.
Он представился начальником оборонного отдела в Администрации президента Казахстана, работающим совместно с министром обороны Казахстана генералом армии Сагадатом Нурмагамбе-товым. Своего имени этот человек не назвал.
Мне все меньше нравилась наша беседа. К тому же было крайне неприятно, когда я понял, что этот человек подслушивал за дверью.
— Нам о вас все известно, — продолжил он, — и мы считаем вас знающим специалистом. Поэтому и попросили прийти сюда сегодня.
Мое сердце сжалось.
— Если вы согласитесь, то вам вернут звание полковника, а в течение двух недель вы станете генерал-майором. Конечно, столь быстрое продвижение по службе согласно нашей казахской конституции проводится президентским указом и нуждается в одобрении парламента. Но я гарантирую положительное решение.
— Вам не нужен генерал-майор, чтобы руководить биологическим предприятием, — возразил я.
— Мы хотим создать новое управление и хотим, чтобы вы стали его начальником.
— Управление какого типа?
— Медико-биологическое.
— Что под этим подразумевается?
— Вы прекрасно знаете что.
Я встал и обратился к собеседникам:
— Послушайте, в 1972 году многие страны мира, включая Советский Союз, подписали Конвенцию о запрещении бактериологического оружия. Если вашему президенту в будущем нужны неприятности с международным сообществом, то вы взяли верное направление. Я бы посоветовал отказаться от этих намерений.
Человек побагровел:
— Не думаю, что наш президент нуждается в ваших рекомендациях, — угрожающе сказал он.
— Нуждается или нет, но ничего общего с этими делами иметь не хочу, — отрезал я.
Я предположил, что все происходящее наверняка подстроил Калинин. Никто в казахской армии не сделал бы мне такого предложения без его согласия. Блестящий ход! Если бы я согласился, то он продолжал бы контролировать не только казахстанские объекты, но и меня самого. Я вдруг подумал, а знает ли сам президент Назарбаев о сделанном от его имени предложении?
— Не за этим я сюда приехал, — с сожалением произнес я и направился к двери.
Поняв, что проиграл, казах тут же забыл о вежливости.
— Не думайте, что можете нас провести! — разорался он. — Мы знаем таких, в модных костюмчиках, с «Мальборо» в зубах! Знаем, что вы якшаетесь с иностранцами!
Он употребил классическое обвинение сталинской эпохи: «якшаться с иностранцами», по которому когда-то тысячи людей попадали в тюрьмы.
— Вы мне угрожаете? — у меня даже руки задрожали от едва сдерживаемого гнева и разочарования.
— Предостерегаю, что у вас в будущем могут быть серьезные неприятности! — бросил он.
Распахнув дверь, я вышел. Позади что-то говорил изумленный Сафрыгин, но это меня не задержало.
Вернувшись в Москву, я почувствовал себя в ловушке. Если отказаться от предложенной мне роли, то не будет ни казахстанского гражданства, ни медицинской, ни научной карьеры, может быть, и бизнесом не дадут больше заниматься. Отвергнув предложение Сафрыгина, я сжег за собой мосты и в России, и в Казахстане. Больше мне не хотелось скрывать намерений убраться подальше из Москвы.
В конце концов мой старый приятель из КГБ Савва Ермошин, сам того не подозревая, помог мне сделать правильный шаг.
Я случайно встретил его в Министерстве медицинской промышленности. Там проходило собрание Российского биологического общества, в деятельности которого я продолжал участвовать.
Похоже, Савва обрадовался, увидев меня. Спросил, как у меня дела, как семья. Со времени моего ухода из «Биопрепарата» мы не встречались. Произнеся еще пару пустых фраз, он вдруг дружески потрепал меня по плечу:
— Знаешь, Кан, кое-кто из-за тебя нервничает.
— И почему? — спросил я, стараясь сохранить легкий тон.
— Это неважно. Я говорю, что беспокоиться не о чем, пусть себе Канатжан путешествует, без семьи он никогда не сбежит… а разрешение на выезд для них он никогда не получит.
Я промолчал. Ермошин, засмеявшись, добавил:
— Ну, что, стал миллионером?
— Когда стану, то сообщу. — пошутил я.
Мы пожали друг другу руки и расстались. Я всегда понимал, что его работа важнее, нашей дружбы, поэтому ему нелегко было сделать то, что он сделал сейчас.
Из-за нашей дружбы Ермошин и пострадал. Когда я покинул страну, его вынудили уйти из КГБ и перевели из Москвы. Но в дальнейшем Ермошин возглавил федеральную налоговую полицию в одном большом российском городе и стал, как мне говорили, весьма состоятельным человеком.
Я у него в долгу и благодарен за то, что он ясно дал понять, что я не смогу получить загранпаспорта для Лены и детей. Покинуть Россию с семьей можно было только тайком, как преступнику.
Мне казалось, я знал, с чего нужно начинать. Несколько месяцев назад я познакомился и даже подружился с одной российской предпринимательницей, которая жила в Нью-Йорке. Она часто приезжала в Москву, и при случае мы с ней обсуждали деловые проекты в США. Через несколько недель после моего возвращения из Казахстана мы случайно встретились в гостях.
Отозвав женщину в сторону, я вытащил из портмоне визитную карточку с телефонным номером Лизы Бронсон и попросил оказать мне одну услугу: позвонить из Нью-Йорка по этому телефону и узнать, может ли Бронсон помочь мне эмигрировать в Америку. Наш декабрьский разговор перед Белым домом мною забыт не был, оставалось надеяться, что ею тоже.
Моя знакомая удивилась и немного испугалась, но, обладая авантюрным характером, она все же согласилась помочь. Я сообщил ей, что в июле собираюсь по делам на Мальту и оттуда позвоню.
Вскоре я улетел на Мальту. Оказавшись в гостиничном номере, тут же позвонил в Нью-Йорк. Тепло поздоровавшись со мной, приятельница сообщила:
— Я переговорила с вашими друзьями, они очень заинтересовались и сказали, что в США вас с радостью примут.
