— Таким образом, — говорил Врангель, — я буду свободен, так как Добровольческой армии не будет, и предлагаю свои услуги для того, чтобы отправиться в Англию и там настоять перед союзниками, дабы они немедленно послали к нам достаточное количество транспортных средств для вывоза за границу офицеров и их семейств».
Врангель считал, что никто, кроме него, это сделать не сумеет, намекал на свою популярность в Англии. Он дал понять Сидорину, что имеет связи с тамошними политиками и представителями английской военной миссии генералами Бриггсом и Хольманом. Он предполагал также использовать французские знакомства и заручиться поддержкой жившего в Италии великого князя Николая Николаевича. Петр Николаевич убеждал Сидорина, что тот никоим образом не может уехать для выполнения этой миссии, а должен, имея большой авторитет среди казаков, проводить мобилизации и поднимать дух войск. Генерал Покровский, популярный на Кубани, должен взять на себя формирование новой Кубанской армии и вообще поднимать всех казаков, живущих на Кавказе. Главное командование, то есть Ставка, в том виде, в каком она существовала, должна быть уничтожена, Деникин должен уйти и уступить пост главнокомандующего другому лицу.
«Я во многом не согласился с этим проектом, — рассказывает Сидорин. — Тогда Врангель снова поднял очень тонкий и щекотливый вопрос о Деникине.
— Вы согласны с тем, Владимир Ильич, — заявил он, — что главным командованием допущены колоссальнейшие ошибки, в особенности в организации гражданской власти?
— Да, — ответил Сидорин, — ошибки были допущены весьма большие».
Командармы обсуждали и земельный вопрос. Критикуя программу земельной реформы, разработанную по приказанию Деникина, Врангель особенно настаивал на сохранении выкупа крестьянами помещичьих земель. Горячо возражая против этого, его собеседник указывал, что в революционный период сохранить этот принцип невозможно, а нужно закрепить за крестьянами те земли, которые фактически находятся в их пользовании, до разрешения вопроса в общегосударственном масштабе.
Беседа коснулась и связи Врангеля с Особым совещанием. Выяснилось, что некоторые из его членов, в том числе и его председатель генерал Лукомский, находятся с бароном в интенсивной переписке и разделяют его взгляды на будущее государственное устройство России, в основу которого, по его мнению, должна быть положена военная диктатура.
Когда разговор зашел о Новороссийске, то Врангель сообщил Сидорину, что им делались неоднократные представления в Ставку о необходимости укрепления новороссийского плацдарма. Раковский со слов Сидорина передает их дальнейший спор:
«Жестоко раскритиковав деятельность Деникина, Врангель заявил:
— Как же мы сможем под командованием Деникина продолжить какую бы то ни было борьбу? — и стал горячо доказывать Сидорину, что всем провалом дела борьбы с большевиками мы обязаны исключительно только Деникину, что если мы действительно хотим и можем, как думает Сидорин, продолжать борьбу, то продолжать ее дальше под флагом Деникина нельзя.
На это Сидорин ответил:
— Я считаю, Петр Николаевич, что именно Деникина нам необходимо оставить.
Во время дальнейшего разговора Сидорин высказался в том смысле, что Деникина некем заменить, некого выдвинуть на его место. Ему, Сидорину, как донскому казаку, тесно связавшему себя с Доном, нельзя было вступить в командование всеми Вооруженными силами на Юге России. Совершенно не подходит к роли главнокомандующего и правителя генерал Покровский, командующий Кавказской армией. В очень осторожной форме перешел затем Сидорин к оценке возможностей для Врангеля занять указанный пост.
— Я думаю, что для этой роли и вы, Петр Николаевич, не подходите. Вам мешает ваша фамилия, ибо в этот революционный период русский народ не пойдет в массе за вами. С этим нужно и приходится считаться.
В конце концов Врангель соглашался и с тем, что раз Деникин останется у власти, то в этом случае обязательно необходимы радикальные изменения в отношении личного состава Ставки. Против этого Сидорин не возражал. Генерал Врангель, по-видимому, уже тогда замышлявший переворот, заявил, что всем командующим армиями — Сидорину, Врангелю и Покровскому — необходимо собраться, но без Деникина, и обсудить и окончательно решить затронутые во время совещания вопросы, в том числе и вопрос об оставлении Деникиным своего поста, и сделать затем соответствующее представление главнокомандующему.
— Так как боевая обстановка весьма сложна, — закончил Врангель, — то созыв этого совещания придется на несколько дней отложить, а я пришлю вам и Покровскому телеграммы, и мы, по всей вероятности, сможем съехаться в Ростове числа 17 декабря».
Однако проектируемое Врангелем совещание не состоялось. Совершенно неожиданно после встречи в Ясиноватой Врангель, Сидорин и Покровский получили от главнокомандующего телеграмму: «Сбор совещания командующих армиями запрещаю». Ставка была осведомлена о той серьезной кампании, которую вел против нее Врангель, стремясь занять место главнокомандующего. Там знали, что Врангель в этом отношении влиял на некоторых видных членов Особого совещания и на правые общественные и политические организации, среди которых особенно тесно был связан с кривошеинским Советом государственного объединения России.
Хотя Г. Н. Раковский и не присутствовал на совещании в Ясиноватой, но правдивость рассказа Сидорина была полгода спустя подтверждена в официальной обстановке.
Врангель в то время уже был главнокомандующим Вооруженными силами Юга России, сконцентрировавшимися в Крыму. В Севастополе, где находилась его Ставка, в военно-морском суде разбиралось дело по обвинению генералов Сидорина и Кельчевского первоначально в измене и содействии противнику, а затем, когда нелепость предъявленного обвинения стала очевидной для прокуратуры, в бездействии. Дело в том, что когда остатки Донской армии были из Новороссийска перевезены в Евпаторию и переформированы в корпус под командованием Сидорина и Кельчевского, при его штабе издавалась газета «Донской вестник», которая, как гласил обвинительный акт, возбуждала рознь между казаками и добровольцами, возбуждала вражду к главному командованию, подготовляла казачество к мысли о необходимости соглашения с большевиками. По доносу журналиста, «осважника» Ратимова, Врангель снял Сидорина и Кельчевского с должностей и предал суду. Сидорин и Кельчевский были приговорены к четырем годам каторжных работ, и этот приговор ввиду его вопиющей несправедливости Врангель заменил увольнением Сидорина и Кельчевского от службы в дисциплинарном порядке без права ношения мундира. Во время процесса Сидорин ссылался на совещание в Ясиноватой и настаивал на вызове в качестве свидетеля генерала Врангеля. В последнем же своем слове он, в передаче Раковского, заявил:
