Наземные специалисты понимали, насколько трудна и ответственна работа летчика, насколько важно, чтобы воздушный боец верил в безотказность машины, ее вооружения. Поэтому инженеры, техники, механики, оружейники, прибористы, воины авиационного тыла отдавали делу все силы, как этого требовала боевая обстановка.
Мой самолет в этом полку обслуживал техник-лейтенант Ермаков. Он старался сделать все своевременно, чтобы машина в любой момент была готова к вылету. Правда, однажды у техника произошла непредвиденная заминка. Пока я был на КП, мой штурмовик готовили к очередному боевому вылету, и в это время в кабину самолета забрался громадный светло-коричневый дог. Выгнать непрошеного гостя оказалось не так-то просто. На всякие попытки сделать это собака отвечала глухим рычанием.
Как нам рассказали потом, дог принадлежал одному из удравших немецких летчиков, и теперь вот остался "сиротой". Кому-то пришла в голову мысль, что пес, наверное, ученый: ему надо бросить поноску. Так и сделали: техник показал догу палку, затем бросил ее подальше от самолета. Дрессированная собака тут же выскочила из кабины, схватила палку и снова направилась к штурмовику. Но Ермаков уже успел закрыть фонарь кабины.
Из-за этого случая подготовка самолета к вылету все-таки задержалась. Для шутников и тут нашелся повод посмеяться: "Собака-то вражеская, вот и блокировала боевую машину". А расстроенный непредвиденной задержкой Ермаков никак не мог отвернуть кран слива воды. Попробовал постучать молотком и отбил ручку. На помощь технику пришли друзья. Неисправность устранили, и штурмовик вскоре был готов к вылету.
Других происшествий у нас с Ермаковым не было. На подготовленном им самолете мне пришлось совершить десятки боевых вылетов, и ни разу машина не подвела в воздухе.
С первых дней пребывания в новой должности у меня сложились хорошие отношения и с комсоргом полка младшим лейтенантом Иваном Хандием. Это был живой, общительный офицер. Он хорошо знал личный состав, часто бывал в подразделениях, беседовал с солдатами об использовании передового опыта в боевой практике. Комсорг обещал помогать мне во всем, но при этом поставил условие:
- Чтобы вы, товарищ капитан, иногда брали меня в боевой полет!
- Обязательно слетаем, Иван. И не раз, - сказал я своему новому другу.
Мне нужно было как можно скорее войти в курс дела. В ближайшее время нам предстояло действовать над большими городами, в условиях тесного контакта с нашими наземными подразделениями, впереди - полеты над морем, штурмовые удары по кораблям противника. А Хандий был смекалистым парнем.
Родился он в селе Шулжаны, недалеко от Миргорода, до войны окончил аэроклуб, но служить попал в пехоту. Был пулеметчиком. Первый орден получил за сбитый вражеский бомбардировщик. Второй - за участие в штурме города Ярцево. Орден Славы III степени засверкал на груди комсорга, когда он подбил фашистский танк.
Смелого сержанта командировали на курсы политработников. После окончания их при распределении по полкам работники отдела кадров обратили внимание на тот факт, что Иван Хандий окончил аэроклуб. Тогда и послали его в авиацию.
В период боев за Грауденц в Восточной Пруссии полк потерял несколько летчиков и воздушных стрелков. На смену им пришла необстрелянная молодежь. С уважением смотрели они на ветеранов полка. На заседании комсомольского бюро Хандий предложил организовать беседы заслуженных летчиков с молодыми пилотами. За советом, как лучше это сделать, он пришел ко мне. Мы решили привлечь к агитационно-воспитательной работе Героев Советского Союза Воздвиженского, Давыденко и Моисеенко.
- А первая беседа ваша, товарищ капитан! - улыбнулся комсорг.
Ну что тут скажешь ему? Согласился... По себе знал - эти беседы очень нужны молодым штурмовикам. Проводили мы их вечерами, когда затихала работа на аэродроме. Послушать ветеранов приходили все, кто был свободен от боевого дежурства.
Потом Хандий предложил устроить встречу молодых воздушных стрелков со стрелками-ветеранами, теми, кто не раз участвовал в отражении атак вражеских истребителей. Такие встречи имели не только воспитательное значение. Они вселяли в молодых веру в свои силы, вырабатывали у них волю к победе, звали на славные ратные дела.
Почти два месяца, с 23 января по 18 марта, 62-й штурмовой авиационный полк вел боевую работу с аэродрома Пшасныш. Наши войска, разгромив противника на наревском плацдарме, устремились на запад. С каждым днем штурмовикам приходилось летать все дальше и дальше. А погода, как назло, капризничала. Снежные заряды ухудшали видимость, низкая облачность вынуждала летать на малых высотах. Район под нами был пестрый, что затрудняло ориентировку, поэтому на задания ходили в основном опытные летчики. Особенно трудно было ориентироваться над Восточной Пруссией. Местность здесь пересеченная, с большим количеством мелких и крупных озер, расвитой сетью шоссейных дорог. Летишь, бывало, на бреющем полете, и глазу не за что зацепиться. Мелькают островерхие, под красной черепицей, дома, похожие один на другой, этакие "культурные" озера да сплошная паутина дорог.
Отступая, противник продолжал оказывать сильное сопротивление. Совместно с нашими наземными войсками штурмовикам приходилось буквально выкуривать фашистов из фольварков, узких дефиле, всевозможных долговременных укреплений. Когда восточно-прусская группировка была рассечена на две части и мы вышли на подступы к городу Эльбинг, гитлеровцы устремились через залив Фриш-Гоф, который еще был покрыт тонким льдом, на косу Фриш-Нерунг. Они рассчитывали выйти по косе в район Данцига, а затем в Восточную Померанию.
На предложение сдаться в плен враг ответил отказом. Тогда штурмовики получили задачу не допустить отхода немецких частей и атаковать колонны немцев. Лед вздымался от разрывов фугасных бомб. Многие захватчики нашли свою смерть на дне залива.
Чаще всего погода была настолько сложной, что приходилось действовать одиночными экипажами. Гитлеровцы открывали по штурмовикам бешеную стрельбу изо всех видов оружия. Соберут, бывало, в голову колонны по 40 -50 ручных пулеметов и строчат по атакующим "илам". На пути к цели вставал шквал огня, но и это не помогало фашистам. От бронированных штурмовиков летели искры, а экипажи продолжали атаку. В таких вот условиях получали боевое крещение наши молодые летчики и воздушные стрелки. С первых же боевых полетов они познавали, что на войне легких побед не бывает.
Тринадцатого марта два полка нашей дивизии перебазировались поближе к линии фронта, на аэродром близ города Мариенбург.
Тотчас после посадки к нам подбежал молодой незнакомый мне солдат с пачкой свежих листовок. Летчики и воздушные стрелки принялись читать их. Это было обращение Военного совета 2-го Белорусского фронта к воинам. Оно заканчивалось призывом: "Сбросим фашистов в студеную балтийскую воду!"
