Среди немцев было немало тройхендеров[123], то есть управляющих земельной собственностью, недвижимостью и прочим реквизированным имуществом, которые были не прочь выгодно продать на черном рынке зерно, фураж, мебель, меха — все, что удавалось втихую прибрать к рукам. У нас же были специальные агенты, которые отслеживали таких продавцов. Как правило, они свободно говорили по-немецки, покупали, не торгуясь, то, что предлагалось, и исчезали. Но в тот же или на следующий день являлись снова и требовали продать им вполне определенные вещи по очень низкой цене. Тройхендер сначала удивлялся, потом свирепел от такой наглости. Тогда наш человек ему объяснял:
— Так вы не понимаете, что я оказываю вам милость? Если вы откажетесь продать то, что мне нужно, я пойду к вашему начальству и расскажу о нашей недавней сделке. Вы же этого не хотите?
Бывали, что и говорить, в нашей работе моменты истинного наслаждения.
Закончить эту главу я хотел бы рассказом об одном из самых удивительных мероприятий, проведенных за время оккупации. Нигде, кроме нашего подполья, насколько я знаю, ничего подобного не случалось.
В 1941 году Сопротивление оказалось в крайне тяжелом финансовом положении. Расходов было много, а поступавших из Лондона средств не хватало. И тогда Делегатура решила провести внутренний заем. Были выпущены боны, которые играли роль обычных государственных облигаций и подлежали обмену на деньги с процентами после освобождения Польши и возвращения из изгнания правительства. Успех этой операции — лучшее свидетельство веры поляков в освобождение родины и авторитетности подпольного государства.
Выглядели эти боны не очень-то официально. Это были десятки тысяч бумажек, похожих на кусочки ткани, со следующим текстом:
Благодарю вас за пожертвование стольких-то килограммов хлеба, картофеля, угля и т. д. Постараюсь возместить вам расходы, как только это станет возможным.
Далее следовала подпись и секретный значок вместо номера серии. Количество килограммов обозначало сумму, а слова «хлеб», «картофель», «уголь» и др. служили маскировкой.
К кампании была привлечена система распространения подпольной прессы. В качестве агентов займа выступали люди, не принимавшие активного участия в Сопротивлении, но пользовавшиеся высоким нравственным авторитетом в глазах общества. Таким образом многие оказались причастны к подпольной работе. Собирать деньги было поручено также и некоторым подпольщикам, в том числе мне.
Странная это была кампания. Агент приходил к почти незнакомым людям, полагаясь только на их порядочность, верность, скромность и великодушие. Обращался к ним от имени правительственной Делегатуры, тайной и анонимной, и неизвестных им государственных органов. И даже не мог внятно рассказать о себе. Я сам обошел человек двадцать, никого из которых не знал лично. По большей части это были обычные люди из мелких предпринимателей или из простого народа, жившие на то, что осталось от лучших времен.
Меня часто спрашивали: «Почему я должен вам доверять? Откуда я знаю, кто вы такой? Где гарантия, что вы не положите эти деньги себе в карман?»
Я отвечал, что мне порекомендовал обратиться к ним их друг, которому они, безусловно, доверяли. Объяснял, что Сопротивление по понятным причинам не может называть имен и адресов. Предлагал регулярно присылать им, если они захотят, подпольную газету любой, на их выбор, партии. Обычно это было самым убедительным доводом. А в заключение просто давал честное слово.
Бывали разные неприятные моменты, но должен сказать, что из двадцати человек, с которыми я имел дело, ни один не отказался внести деньги. А я далеко не самый лучший агитатор. Конечно, некоторые давали суммы значительно меньше тех, что я называл. Например, один человек, у которого я просил десять тысяч злотых, дал всего сто. Кое-кто, подозреваю, соглашался участвовать в займе только из осторожности — учитывая возможность того, что после войны Сопротивление придет к власти. Но в основном чувствовалось, что люди искренне хотят нам помочь.
Заем прошел с большим успехом, собранная сумма позволила нам продолжать работу. Не сомневаюсь, что после освобождения все долги будут выплачены. Б противном случае славные люди, патриоты, поверившие нам и пожертвовавшие свои средства на общее дело, оказались бы обманутыми[124].
Глава XXIII
Подпольная пресса
Подпольная пресса — та сфера деятельности Сопротивления, к которой я имел самое непосредственное отношение. В мои обязанности входило составлять ежемесячный обзор этой прессы для внутреннего пользования. У меня был помощник, которому я поручил просматривать все самые значительные газеты и прочую периодику и отмечать самые важные и интересные материалы, включая полемические и программные статьи. Раз в три дня выходило сделанное на основе этой подборки пресс-ревю, которое позволяло руководству Сопротивления быть в курсе главных политических направлений и служило важным источником информации для лондонского правительства. Пресса интересовала меня и по личным причинам. Я всегда был заядлым коллекционером: до войны собирал старинные польские монеты, альбомы по искусству и кое-что еще. В Варшаве я собрал, возможно, самую полную, драгоценную для истории коллекцию печатной продукции польского подполья: газет, брошюр и книг. Время от времени я прятал накопившиеся материалы в надежных местах. Хочется верить, что после войны они ко мне вернутся. Эти материалы могут представлять интерес для историков и для музеев.
Традиция издания и распространения подпольной литературы в Польше восходит к эпохе первого раздела Польши (1772 г.). В последнюю войну тысячи подпольных газет бросали вызов гестапо точно так же, как тридцать пять лет тому назад дразнили знаменитую Охранку, царскую тайную полицию. В то время, как и при немцах, во всех польских городах в подвалах домов рабочих кварталов работало множество ручных печатных станков. Другие, более шумные, которые невозможно запускать в жилых домах, были спрятаны в лесу. Издатель, он же журналист, редактор и наборщик, делал газету при свете керосиновой лампы.
Одним из первых таких анонимных издателей-редакторов-авторов был никому не известный молодой социалист, в течение двух лет (1899–1901) выпускавший подпольный листок Robotnik в рабочих трущобах Лодзи, центра текстильной промышленности, этакого польского Манчестера. Спустя восемнадцать лет он прославился на весь мир. Это был Юзеф Пилсудский, вождь польского антицаристского революционного движения, один из столпов независимой Польши[125].