Второй том, «Две твердыни», вышел в середине ноября. Тон отзывов был примерно такой же, как и при выходе первого тома. Теперь поклонники с нетерпением ждали выхода третьего: ведь история оборвалась на том, что Фродо оказался пленником в башне Кирит–Унгол, и обозреватель «Иллюстрейтед Лондон ньюс» выразил общее мнение: «Ожидание невыносимо». А тем временем крайний срок, назначенный «Аллен энд Анвин» для сдачи приложений, миновал, а никаких приложений в издательство не поступило. «Я ужасно извиняюсь, — писал им Толкин. — Я стараюсь изо всех сил». Вскоре после этого ему все–таки удалось отправить в издательство часть материалов — часть, но не все.
В Америке «Хоутон–Мифлин» выпустило «Братство Кольца» в октябре; «Две твердыни» вышли почти сразу же вслед за первым томом. Американские рецензии на первые два тома были в целом осторожными. Но восторженные статьи У. X. Одена в «Нью–Йорк тайме» — «Ни одна другая книга, прочитанная мною за последние пять лет, не доставила мне такой радости», — помогли поднять спрос, и в течение следующего года американские читатели раскупили немало экземпляров книги.
К январю 1955 года, через два месяца после выхода второго тома, Толкин все еще не закончил приложения, которые требовались так срочно. Он уже не надеялся сделать указатель имен, обнаружив, что этот труд займет слишком много времени. Освободившись от этой ноши, за январь и февраль он успел подготовить еще некоторую часть материала. Однако он обнаружил, что задача это безумно трудная. Одно время он даже рассчитывал составить отдельный том «для специалистов» с подробностями, касающимися истории и языков выдуманных им народов, и собрал множество заметок на эту тему. Но теперь все это приходилось срочно сокращать, поскольку издательство могло предоставить ему только небольшой объем в конце третьего тома. Однако же Толкин торопился как мог, подстегиваемый письмами, которые уже начал получать от читателей, воспринявших книгу почти как исторический источник, и требовавших дополнительной информации по самым разным темам. Такое отношение к книге льстило Толкину, поскольку именно на это он и надеялся, однако же он замечал: «Теперь я уже не уверен в том, не опасна ли тенденция воспринимать все это как некую затянувшуюся игру — по крайней мере, для меня, поскольку я нахожу в подобных вещах некую роковую притягательность». Тем не менее мысль о том, что подготовленные с такими трудами сведения о ширском календаре, наместниках Гондора или тенгвар Феанора будут с жадностью проглочены многими читателями, сильно подбадривала Толкина.
К марту приложения все еще не были окончены, и в издательство «Аллен энд Анвин» начали приходить гневные письма читателей, жаждущих увидеть наконец третий том. Издателям стало очевидно, что книга возбуждает куда больший интерес, чем обычный роман. Рейнер Анвин умолял Толкина побыстрее завершить работу, но окончательный вариант приложений попал в типографию только 20 мая. Последняя карта, сделанная Кристофером, который работал над ней сутками напролет, была прислана еще несколько недель тому назад, так что теперь новых задержек не ожидалось. Однако же они случились. Сперва таблица рун оказалась напечатана неправильно, и Толкину пришлось ее исправлять. Потом у типографии возникли еще какие–то вопросы. Их переслали Толкину — а он к тому времени уехал отдыхать в Италию.
Он путешествовал с Присциллой пароходом и поездом, а Эдит тем временем отправилась в круиз по Средиземному морю с тремя подругами. Толкин вел дневник и записывал свои впечатления. Он «очутился в самом сердце христианства: изгнанник, вернувшийся с границ, из дальних провинций домой, или, по крайней мере, в дом своих отцов». В Венеции, среди каналов, он ощутил себя «почти свободным от проклятой заразы двигателей внутреннего сгорания, душащих весь мир». Позднее он писал: «Венеция казалась невероятно, эльфийски прекрасной. Для меня это было как сон о Старом Гондоре, или Пеларгире Нуменорских Кораблей, до возвращения Тени». Они с Присциллой поехали дальше, побывали в Ассизи. В Ассизи Толкина наконец настигло письмо с вопросами от типографии. Однако ответить на них он не мог, пока не воссоединится со своими записями, оставшимися дома, в Оксфорде. Так что «Возвращение короля» попало на прилавки только 20 октября, почти через год после выхода «Двух твердынь». На последней странице стояли извинения за отсутствие обещанного указателя.
Теперь, когда вышли все три тома, критики могли наконец высказаться по поводу всего «Властелина Колец» в целом. К. С. Льюис напечатал в «Тайм энд тайд» еще одну хвалебную рецензию. «Эта книга, — утверждал он, — слишком оригинальна и слишком многогранна, чтобы судить о ней с первого прочтения. Но мы сразу понимаем, что она каким–то образом изменила нас. Мы стали иными». К хору похвал присоединился еще один голос: Бернард Левин из «Трут» объявил, что считает эту книгу «одним из наиболее примечательных литературных произведений нашего времени, а быть может, и всех времен. В наши смутные дни утешительно еще раз убедиться в том, что смиренные наследуют землю». Впрочем, многие продолжали критиковать стиль. Джон Меткаф из «Санди тайме» писал: «Мистер Толкин чересчур часто пользуется языком вроде библейского, увитым инверсиями, инкрустированным архаизмами». А Эдвин Мьюир напечатал в «Обзервере» очередную разгромную статью, озаглавленную «Мир мальчишек». «Самое удивительное, — писал он, — что все персонажи на самом деле — мальчишки, переодетые взрослыми героями. Хоббиты, или полурослики, — обыкновенные мальчишки, герои–люди перешли в старший класс; но вряд ли кто–то из них знает что–то о женщинах, кроме как понаслышке. Даже эльфы, гномы и энты — и те безнадежно ребячливы и никогда не достигнут полового созревания».
«К черту Эдвина Мьюира с его затянувшимся подростковым инфантилизмом! — фыркнул Толкин. — В его годы пора бы и поумнеть. Имей он степень магистра, я назначил бы его преподавать поэзию — вот уж сладкая была бы месть!»
К этому времени все читатели разделились на два противоположных лагеря. У книги появились свои поборники и свои враги. У. X. Оден писал: «Похоже, нет никого, кто относился бы к ней сдержанно: одни, подобно мне, считают ее шедевром в своем роде, другие же на дух ее не переносят». И так оно и продолжалось до конца жизни Толкина: с одной стороны — неумеренные восхваления, с другой — глубочайшее презрение. Сам Толкин в целом был не против, более того, его это забавляло. Он написал на этот счет такой стишок:
Книга «Властелин Колец» —
Любопытный образец:
Нравится — молчишь,
Не нравится — громишь!
Оксфордский университет не то чтобы «громил». Оксфордские доны были для этого чересчур вежливы. Но, как рассказывал сам Толкин, коллеги ему говорили: «Теперь понятно, чем вы занимались все эти годы! И почему обещанное издание того, комментарии к этому, грамматики и глоссарии оставались неоконченными. Вы достаточно поразвлекались — займитесь же хоть теперь делом!» Первым откликом на это требование стала лекция, которую Толкин должен был прочесть еще несколько месяцев тому назад, в рамках цикла, посвященного кельтскому элементу в английском языке. Толкин прочел эту лекцию под названием «Английский и валлийский» 21 октября 1955 года, на следующий день после выхода «Возвращения короля». Это было длинное и довольно расплывчатое исследование взаимоотношений между двумя языками, но замышлялось оно, согласно пояснению Толкина, всего лишь как вступительная лекция к соответствующему курсу. Конечно, она содержит немало ценных сведений автобиографического плана об истории возникновения интереса к языкам у самого Толкина. В начале лекции Толкин извинился за то, что она так запоздала, и в оправдание скромно добавил, что в числе прочих дел, препятствовавших ему выступить с ней прежде, была «необходимость завершить наконец одну крупную «работу», если это можно так назвать, и в этой работе содержатся в наиболее естественном для меня виде образцы того, что дало изучение кельтских языков мне лично».
