«К черту Эдвина Мьюира с его затянувшимся подростковым инфантилизмом! — фыркнул Толкин. — В его годы пора бы и поумнеть. Имей он степень магистра, я назначил бы его преподавать поэзию — вот уж сладкая была бы месть!»
К этому времени все читатели разделились на два противоположных лагеря. У книги появились свои поборники и свои враги. У. X. Оден писал: «Похоже, нет никого, кто относился бы к ней сдержанно: одни, подобно мне, считают ее шедевром в своем роде, другие же на дух ее не переносят». И так оно и продолжалось до конца жизни Толкина: с одной стороны — неумеренные восхваления, с другой — глубочайшее презрение. Сам Толкин в целом был не против, более того, его это забавляло. Он написал на этот счет такой стишок:
Книга «Властелин Колец» —
Любопытный образец:
Нравится — молчишь,
Не нравится — громишь!
Оксфордский университет не то чтобы «громил». Оксфордские доны были для этого чересчур вежливы. Но, как рассказывал сам Толкин, коллеги ему говорили: «Теперь понятно, чем вы занимались все эти годы! И почему обещанное издание того, комментарии к этому, грамматики и глоссарии оставались неоконченными. Вы достаточно поразвлекались — займитесь же хоть теперь делом!» Первым откликом на это требование стала лекция, которую Толкин должен был прочесть еще несколько месяцев тому назад, в рамках цикла, посвященного кельтскому элементу в английском языке. Толкин прочел эту лекцию под названием «Английский и валлийский» 21 октября 1955 года, на следующий день после выхода «Возвращения короля». Это было длинное и довольно расплывчатое исследование взаимоотношений между двумя языками, но замышлялось оно, согласно пояснению Толкина, всего лишь как вступительная лекция к соответствующему курсу. Конечно, она содержит немало ценных сведений автобиографического плана об истории возникновения интереса к языкам у самого Толкина. В начале лекции Толкин извинился за то, что она так запоздала, и в оправдание скромно добавил, что в числе прочих дел, препятствовавших ему выступить с ней прежде, была «необходимость завершить наконец одну крупную «работу», если это можно так назвать, и в этой работе содержатся в наиболее естественном для меня виде образцы того, что дало изучение кельтских языков мне лично».
К тому времени сделалось уже окончательно ясно, что «Аллен энд Анвин» не потеряет тысячу фунтов на «Властелине Колец». Количество проданных экземпляров росло пока что медленно, но верно. Интерес к книге еще заметнее оживился после того, как по радио была передана постановка по «Властелину Колец». Толкин ее, естественно, не одобрил, ибо если он недолюбливал драму в целом, то к «переработке» литературных произведений относился вдвойне отрицательно, полагая, что в результате они опускаются до чисто бытового, банального уровня. Однако, как бы то ни было, после этой передачи популярность книги возросла, и в начале 1956 года Толкин получил первую выплату от «Аллен энд Анвин» согласно их соглашению об «участии в прибылях», чек на более чем три с половиной тысячи фунтов. Эта сумма существенно превышала его годичное университетское жалованье. Толкин, конечно, очень порадовался, но зато теперь ему впервые пришлось всерьез столкнуться с проблемой подоходного налога. В 1956 году объем продаж продолжал расти, и год спустя Толкину вручили чек на значительно большую сумму. В свете этого нежданного источника доходов Толкин даже пожалел, что не ушел на пенсию в шестьдесят пять лет и согласился доработать до шестидесяти семи (обычный возраст выхода на пенсию в Оксфорде). Тревоги из–за налогов, которые вскорости полностью оправдались, привели к тому, что, когда в 1957 году католический университет Маркетта, расположенный на Среднем Западе Америки, предложил Тол кину купить у него рукописи его основных опубликованных произведений, Толкин с радостью ухватился за это предложение. Ему заплатили 1250 фунтов стерлингов (тогдашний эквивалент пяти тысяч долларов), и весной 1958 года рукописи «Хоббита», «Властелина Колец» и «Фермера Джайлза из Хэма», а заодно с ними и неопубликованный «Мистер Блисс» уехали за море.
Помимо денег, «Властелин Колец» приносил Толкину множество писем от поклонников. В числе прочих ему пришло послание от настоящего, живого Сэма Гэмджи. Сэм Гэмджи книги не читал, но слышал, что там фигурирует его тезка. Толкин пришел в восторг, объяснил, как он придумал это имя, и отправил мистеру Гэмджи все три тома с автографами. Позднее он говорил: «Некоторое время я боялся, что в один прекрасный день получу письмо с подписью «С. Голлум». И что бы я стал делать тогда?»
«Аллен энд Анвин» начали заключать договора о переводе «Властелина Колец» на иностранные языки. Открывает список голландское издание, опубликованное в 1956 году, после того как Толкин безжалостно раскритиковал первые попытки переводчика передать на своем родном языке всю сложную систему имен. В конце концов Толкин остался доволен голландским переводом — а вот шведский перевод, вышедший три года спустя, порадовал его куда меньше. Толкин был не только недоволен самим качеством перевода (шведский он знал достаточно прилично), но еще и рассержен предисловием, которое переводчик предпослал книге. Толкин назвал это предисловие «пятью страницами нахальной чепухи» [ Интересно, что бы он сказал о предисловиях некоторых русских переводчиков? ]. В нем переводчик интерпретировал «Властелина Колец» как аллегорию современной международной политики, сообщал о том, что Толкин рассказывал эту историю «стайке внучат», и описывал самый что ни на есть тривиальный пригород Оксфорда Хедингтон, где ныне проживал Толкин (этот пригород находится на чуть заметной возвышенности, известной как «Хедингтонский холм»), как «пейзаж, тонущий в зелени садов, над которым вздымаются Упокоища — Хедингтонские холмы». По настоятельному требованию Толкина в последующих изданиях это предисловие сняли.
В последующие годы «Властелин Колец» был переведен на все основные европейские языки, и не только на европейские. В результате Толкину стали отовсюду приходить приглашения. Но он принял только одно из них: в 1958 году он съездил в Голландию, и поездка оказалась весьма успешной. Он был заранее уверен, что его ждет теплый прием, потому что уже в течение нескольких лет дружил с профессором Питом Хартингом из Амстердамского университета, который встретил его по прибытии и принял по–королевски. Главным событием стал «Хоббитский обед», организованный роттердамским книготорговцем, на котором Толкин произнес остроумную речь на английском, пересыпанную голландским и эльфийским. Отчасти то была пародия на прощальную речь Бильбо в начале «Властелина Колец». В конце выступления Толкин сказал: «Прошло ровно двадцать лет с тех пор, как я всерьез принялся составлять историю наших досточтимых предков, хоббитов Третьей Эпохи. Я смотрю на Восток, на Запад, на Север, на Юг — и Саурона нигде не видать; однако же у Сарумана развелось множество потомков. У нас, хоббитов, нет против них никакого волшебного оружия. Однако, господа мои хоббиты, я предлагаю вам такой тост: за хоббитов! Пусть они переживут всех Саруманов и снова увидят деревья, распускающиеся по весне!»
