- Вы ногу взяли? Убью!
- Какую ногу? - удивляется мальчик. Дед молчит, не понимая. - Какую?
- Лошадиную, у меня в костре была.
- Туда партизане шастнули, двое, - говорит старик, палкой показывает в ту сторону, откуда пришел боец.
Удаляющийся хруст валежника за спиной.
"Смерть фашизму" был головным отрядом, в его подчинении находилось более десятка мелких отрядов. Лишившись своих деревень, отступив в леса, они переживали тяжелые дни. Бесконечные изнуряющие бои с карателями, отступления, перемещения с места на место по непролазным дебрям измучили людей. Нечем было кормиться, ели партизаны от случая к случаю. В головной отряд доходили слухи о грабежах...
Когда оккупанты закрепились по правому берегу реки Навли до ее впадения в Десну, наступило временное затишье. В один из этих тихих дней прокурор Букатура выехал верхом на своей прокурорской лошади в местный отряд проверить слухи, расследовать случаи грабежей. Надо сказать, что слава повара у Букатуры оказалась печальной, нес эту должность бывший прокурор из рук вон плохо, намного хуже, чем шолоховский Щукарь. Недосоленные или пересоленные супы, сгоревшие каши, грязь на кухне, немытые котлы, посуда и еще многие другие грехи вызывали у партизан сначала насмешки, затем недовольство и гнев. С поварской должности Букатура был изгнан и, ввиду восстановления Советской власти в наполовину освобожденном районе, снова назначен районным прокурором. Как память о прошлом, в отряде сохранился стишок, напечатанный в свое время в "боевом листке". И теперь еще нет-нет да и вспомнит какой-нибудь насмешник, завидев прокурора на его прокурорской лошади:
Что за странная фигура
Этот повар Букатура...
и так далее.
Лошадь была привязана к сосне, а в командирском шалаше, куда вызывались бойцы для беседы с прокурором, шло расследование. Прокурор был строг, исписал уже не одну страницу, а ухватиться за суть дела, найти виновника, преступника-грабителя не удавалось. Что-то было в этом роде, и командир подтверждает: кто-то, где-то, в каком-то населенном пункте силою взял поросенка, или свинью, или овечку (говорили все по-разному), но кто именно и что взял - поросенка, свинью или овечку - точно установить никак не удавалось. Бился полдня, решил ограничиться докладной запиской в райком и внушением командиру. Собрал бумаги в папку, попрощался. Под сосной, где стояла привязанная лошадь, Букатура остановился, потрясенный. Серое старческое лицо его в серых морщинах стало белым, последняя кровь отлила от лица. Лошади не было. То есть она была, она стояла на том же месте, но это была уже не лошадь. Голова и уздечка на голове были натуральными, как-то так держались в прежнем положении, дальше на палках была распята шкура бывшей прокурорской лошади, на шкуре седло, стремена висят, хвост висит натуральный, а лошади нет. В первую минуту, когда кровь совсем отлила от лица, Букатура подумал: привлеку, приведу к высшей мере. А вслед за этим одно слово сложилось из всех слов, какие были в голове, сложилось и заняло в голове все место: г о л о д. И командир стоял за спиной молча, тоже не знал, что сказать на все это, что предпринять. Потом сказал печально:
- Своих лошадей, товарищ прокурор, поели, отдать нечем...
- Снимите уздечку, - сказал прокурор.
Командир снял уздечку, передал хозяину.
Поздно вечером Букатура вернулся в головной отряд пешком, с уздечкой и пустой папкой. Исписанную бумагу он сжег в пути. Стариковские ноги утомились, прокурорское сердце болело от возраста, от долгой пешей ходьбы, от разных переживаний. В "Смерть фашизму" смехом встретили Букатуру - с уздечкой без лошади. Съели прокурорскую лошадь. Смеялись и после, когда вспоминали об этом. А смешного ничего не было.
Закрепившись по всему правому берегу Навли, каратели перешли и на левый берег, а из Алтухова, что стояло на притоке Навли, на речушке Крапивне, двинулись по лесному Алтуховскому большаку к Трубчевску. На большаке сражался Ворошиловский отряд; собственно, не сражался, пядь за пядью отступал от карателей, не принимая боя. Командир ворошиловцев потерял управление, бойцы не слушались команд, бежали от противника, оставляя ему лесную дорогу километр за километром. Прав был Петр Петрович Потапов, бывший Славкин командир, подразложились ворошиловцы в партизанских тылах, отвыкли от пуль, от смерти. Пулеметные очереди наводили на них страх, и они бежали от выстрелов, от свистящих пуль, от смерти, подальше от лесного большака. А там, куда они бежали, именно в той стороне находился объединенный штаб, и только что прибыл с Большой земли член Военного Совета Брянского фронта, начальник брянского штаба партизанского движения, первый секретарь Орловского обкома ВКП(б) товарищ Матвеев Александр Павлович.
Штаб к этому времени опять сменил место, опять вражеская артиллерия стала доставать. Теперь он обосновался на лесной поляне под Смелижом. Штабные землянки составляли небольшой поселочек под землей. В самом Смелиже, длинном одноулочном лесном селении, которое стало называться партизанской столицей, также было занято несколько домов партизанами. Тут жили политработники. Сюда прибывали люди с Большой земли. Салтановский аэродром был у немцев, партизаны быстро подготовили новую посадочную площадку под боком у своей столицы. Здесь, на новом аэродроме, приземлился самолет с Александром Павловичем Матвеевым. Матвеев был озабочен, неразговорчив, утомлен. В главной штабной землянке были собраны командиры и комиссары отрядов, кроме тех, кто оказался отрезанным от объединенного штаба и находился за рекой Навлей.
Александр Павлович молчал, выслушивал доклады, изучал обстановку. Потом стал ходить по свободному пятачку землянки, иногда смотрел в лицо говорившему. Когда была выяснена обстановка, выслушаны советы, наступило молчание. Александр Павлович ходил, думал под пристальными взглядами присутствовавших. Наконец присел к столу, положил перед собой белые пухлые руки и тихим железным голосом, как бы диктуя, стал говорить. И все, что говорилось до него, вроде уже не существовало, не было, были только его слова, только его тихий повелительный голос, исключавший какие бы то ни было возражения или сомнения. Все слушали, двое, Емлютин и начштаба Гоголюк, записывали.
- Для разгрома северной группировки врага, говорил-приказывал-диктовал Александр Павлович, - создать из навлинских, выгоничских, части трубчевских отрядов, а также отрядов имени Ворошилова номер один, имени Кравцева и Брянского районного партизанского отряда С е в е р н ы й б о е в о й у ч а с т о к под общим командованием капитана Карицкого и комиссара старшего политрука Бойко. Одновременно создать ударную группу в составе партизанских отрядов имени Чкалова, Калинина, "Большевик" и имени Тимошенко под общим командованием товарища Выпова.
