Державин вспоминал, как он вместе с женой отправился с визитом к Дашковой и встретил лишь грубость и неуважение.
Он рассказывал, что княгиня направляла свои диатрибы даже на императрицу, которая, согласно Дашковой, подписывает указы, не читая. В результате Державин прервал свой визит и разорвал дружбу с Дашковой[505]. Ее ссора с Державиным была одной из многих, связанных с «Собеседником» — журналом, который, как она надеялась, должен был стать источником гармонии и просвещения, ее высшим достижением в Российской академии.
Глава третья
«УЧЕНАЯ ДАМА»
Как и Екатерина, Дашкова писала пьесы, мемуары, занималась языкознанием и публиковала статьи на темы, в которых считала себя наиболее компетентной и заинтересованной — об образовании, литературе и истории. Наиболее плодотворный период ее литературной активности совпадает с временем управления двумя академиями. Многие труды Дашковой и в прозе, и в стихах появились анонимно в ее журналах — около дюжины в «Собеседнике» и еще с десяток в «Новых ежемесячных сочинениях». Добролюбов высоко оценил ее честность, искренность и стремление атаковать слабости, лицемерие и лживость. «Через семьдесят лет, — писал он, — еще можно угадывать правдивость, меткость, благородную энергию этих заметок»[506]. Это особенно верно для ее сочинения «Послание к слову „так“», которое появилось в «Собеседнике» сразу после оды Державина «Фелица», и ее же «Надписи к портрету ее величества императрицы Екатерины II»[507].
Соединяющее поэзию и прозу «Послание к слову „так“»[508] — одно из наиболее успешных и оригинальных сочинений Дашковой. Хотя часто и тенденциозно, и дидактично, оно вообще характерно для публикаций Дашковой и соответствует духу эпохи. В то же время его мягкая сатира и акцент на язык послужили примером для других авторов «Собеседника». Поэма начинается с прямого обращения к самому слову, там оно одушевляется. В возвышенном тоне Дашкова начинает с восхваления уникальных качеств и невинности слова, столь часто неверно употребляемого:
О! слово твердое, почтенное от век,
Когда ты во устах честного человека!
Мой дух стремится днесь воспеть тебе хвалу,
Во славу честных душ, а мерзких худу.
Я речь мою к тебе с почтеньем обращаю,
А скаредных льстецов пред светом обнажаю.
Прозаическая преамбула поэмы переходит от серьезного обсуждения словоупотребления к насмешливо преувеличенному восхвалению многих достоинств этого слова: «Быв преисполнена истинным к вам почтением и вразумясь в важность, силу и точность смысла, кое вы существительно в себе содержите, я не могу довольно надивиться терпению вашему; дивлюсь суетному употреблению, кои из вас делают, и что мы худо зная свой язык слово ТАК приклеиваем, где бы НЕТ справедливее и ловче приместиться могло; чрез что важность вашу истребя, едва знаем ли мы прямой вес ваш и добровольно теряем из языка своего слово столь краткое и столь сильное».
В оставшейся части сочинения приведены примеры неправильного употребления этого слова теми, кто избегает противоречий, хотя они и правы, и ожидают наград удовольствия, успешной карьеры и прибыли. Они произносят слово «так» в неподобающих случаях, чтобы подтверждать то, что отвергает разум, чтобы совращать девушек, скрываться за подобострастием и льстить правителям.
Дашкова бросает вызов дуракам, эгоистам, льстецам, карьеристам и «такальщикам», готовым согласиться с любым абсурдом, если это отвечает их личным интересам. «Кто любит таканье и слушает льстеца, тот хуже всякаго бывает подлеца». Как и Фонвизин, она нападает на низкопоклонство и цинизм, чуждые ее природе, и осуждает как подхалимов, так и объекты их лести. Более того, она косвенно утверждает свою силу, независимость от авторитетов и право выражать собственное мнение, вставляя редакторские замечания, например, о гении Ломоносова:
Лишь скажет кто из Бар: учение есть вредно,
Невежество одно полезно и безбедно;
Тут все поклонятся и умной и дурак,
И скажут не стыдясь: конечно, сударь, так.
А если молвит он, что глуп и Ломоносов,
Хотя славный он пиит и честь и слава Россов;
Тут улыбнется всяк
И повторит пред ним: конечно, сударь, так.
Затем Дашкова высмеивает придворных консерваторов и призывает к ответу невежественных льстецов, соглашающихся с любым словом тех, кто у власти:
Хотя покойно мы теперь ложимся спать,
Не опасался невинно пострадать;
Но если знатный раб, как будто сумасшедший,
Наш новый век бранит, а хвалит век прошедший,
Тогда ему подлец и умной и дурак,
С поклоном говорит: конечно, сударь, так.
Предлагая широкий и обобщенный взгляд на общество и уделяя особое внимание языку, она высмеивает некоторые главные объекты русской сатиры XVIII века, например, священника, судью, сварливую жену и модную даму:
Иныя женщины мужей своих лаская,
Французския слова с Российскими мешая,
Им нежно говорят: «mon coeur, иль жизнь моя
Позволь мне помахать; хоть я жена твоя,
Да хочется пожить в приятной мне свободе,
И свету показать, что мы живем по моде;
Любовник мой тебе конечно будет друг,
Всегда тебе готов для дружеских услуг.
Да он же и умен, aimable и прекрасен,
Не правда ли, mon coeur, ты на это согласен?»
А муж хотя к жене всю верность наблюдал,
И к женщинам другим отнюдь не отлетал;
Но слушая сие, он только что вздыхает,
И ей с учтивостью по моде потакает.
Жена ему в ответ: «mon coeur, très obligée,
Вишь верность наблюдать конечно prejugé,
И верность в женщине не глупости ли знак?»
Тут муж ей говорит: так, маменька, так-так.
Дашкова продолжает высмеивать глупцов, негодяев, льстецов, клеветников, хвастунов, вельмож и карьеристов: «Он чин за чином получает и в карты с барами играет». Затем она возвращается к восхвалению Екатерины и умоляет ее не поддаваться неискреннему низкопоклонству. Екатерина, как просвещенная и благосклонная правительница, позволит своим преданным подданным высказываться свободно, когда они говорят правду, и Дашкова заканчивает высокой похвалой императрице в форме, близкой к силлогизму:
