Непосредственные участники расстрела Романовых – Юровский, Никулин, Медведев и Ермаков – дожили благополучно до старости и были похоронены с почестями. Все они стремились увековечить свои «славные имена» в истории, для чего сдали в музеи «священные революционные реликвии» – орудия убийства Романовых: Юровский и Никулин в 1927 г. в Музей революции в Москве – револьвер кольт и маузер, Ермаков в том же году в Уральский областной музей революции в Свердловске – маузер. Сохранился акт от 10 декабря 1927 г., в котором научные сотрудники Истпарта А.В. Баранов и В.А. Гензель подтверждают, что «приняли у тов. П.З. Ермакова револьвер № 161474 системы маузер, которым, по свидетельству Ермакова, был расстрелян царь». Этот маузер сохранился в музее до настоящего времени.
Вокруг этого маузера создана, при активном участии Ермакова, «красивая» легенда. Маузер, по рассказам Ермакова, находился у него со времени Революции 1905–1907 гг. Когда в августе 1907-го его арестовали, у него «пистолета не было, так как накануне мать закопала его в огороде», а в 1917-м маузер в его руках уже «снова служит революции». Потом оружие «долго лежало в ящике стола», а в 1927 г. маузер был сдан в музей. На легенде воспитывались пионеры, которым ее искусно рассказала всесоюзная газета «Пионерская правда» (1957, 13 сентября). Сам Ермаков часто выступал перед пионерами и школьниками, на многочисленных пионерских кострах охотно рассказывал о расстреле Романовых, утверждал, что собственноручно расстрелял из своего маузера царя и некоторых других членов царской семьи. Благодарные пионеры дарили «герою революции» цветы. Весь рассказ о «легендарном маузере» всецело остается на совести автора легенды. Дело в том, что на пистолете, хранящемся в музее, номера и заводские знаки спилены, и при внешнем осмотре установить его подлинное происхождение невозможно. Ранее работавшие в музее сотрудники утверждают, что, по имеющимся у них материалам, которые скрывались от посетителей, маузер был изготовлен на заводе в начале 1920-х гг. Но разве можно принимать во внимание такие «мелочи», если работникам музея так хотелось иметь у себя «бесценную» реликвию? «Легендарный» маузер Ермакова требует тщательной, высококвалифицированной, с применением новейших технических средств, криминалистической экспертизы.
Оценивая историческое значение расстрела Романовых, Л.Д. Троцкий писал: «Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы напугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что впереди полная победа или полная гибель» (Огонек. 1990, № 2, с. 27).
Эта цель была достигнута. Убийство отказавшегося от престола и не игравшего уже никакой роли в политической жизни страны бывшего царя Николая II и его семьи усилило ожесточенность Гражданской войны, способствовало расширению ее масштабов и продолжительности. Классовый подход, классовая ненависть, насилие, заложенные в те годы, до сих пор сказываются на многих сторонах жизни нашего общества [402] .
О.А. Платонов
Из книги «Убийство Царской семьи»
Теперь непосредственно исполнители. Самой зловещей, конечно после Юровского, фигурой здесь является тридцатичетырехлетний [403] Ермаков Петр Захарович, своего рода прототип Федьки Каторжного из «Бесов» Достоевского. Когда смотришь на его детскую фотографию, невольно возникает мысль о волчонке, готовом укусить руки родителей, стоящих вокруг своего «меньшенького». Второе фото – он в темной косоворотке, наглухо застегнутой, лежит на траве, длинные волосы, как у Махно, взгляд дикий и неприятный. В 23 года (в 1907 г.) у него три пистолета, он уже убил, по крайней мере, одного человека – отрезал ему голову [404] . Его арестовывают по подозрению в убийстве, но вину берет на себя другой боевик, которого по суду присуждают к виселице [405] . А Ермаков снова на свободе, участвует в нападениях на транспорт с деньгами, занимается рэкетом. Всюду за ним тянется кровавый след. В 1910 г. его ссылают в Вельск. В 1917 г. он сколачивает отряд-шайку для изъятия земель и имущества крупных землевладельцев, первые безнаказанные расстрелы «контры». Ермакова с его отрядом направляют на подавление крестьянских восстаний – и снова расстрелы, главарей он убивает лично, о чем говорит в воспоминаниях. В июне 1918 г. он подавляет восстание на Верх-Исетском и Невьянском заводах. «Были пойманы главари Аранс и учитель Пелеков и ряд других главарей. Последние мной были уничтожены» [406] . К моменту убийства царской семьи руки Ермакова были обагрены кровью десятков жертв. Неудивительно, что именно ему поручили уничтожение тел.
На фотографии 1918 г. [407] у Ермакова бравый вид: гимнастерка с ремнями крест-накрест, галифе, офицерские сапоги, на боку маузер в деревянной кобуре. Снимок сделан в солидной фотографии (может быть, делал сам Юровский), на фоне декорации экзотических растений и камней. Взгляд дикий, разбойничий и по-прежнему вызывающий. Волосы покороче, чем в юности, но и сейчас издалека за Махно сойдет.
В 20-е гг. Ермаков служит начальником милиции в разных городах, а с 1927 г. становится одним из руководителей мест заключения в Уральской области – закономерная карьера легендарного боевика-террориста. Рассказывают, что в начале 30-х гг. он лично казнил наиболее важных лиц, приговоренных к расстрелу. Тогда было арестовано более двух тысяч руководителей области, из них примерно треть – расстреляна. Как не помочь в любимом деле!
В 20–30 гг. Ермаков охотно встречается с коллективами трудящихся, рассказывает о подробностях расстрела царской семьи и о своей собственной роли в нем. Те, кто знали его, отмечают за ним страсть к алкоголю. Выпив, он становился особенно болтлив. «Я лично расстрелял царя, царицу и наследника, – кричал он, – я впервые на Урале устроил крематорий», – часто повторял Ермаков [408] . Говоря о крематории, он имел в виду сжигание тел представителей царской семьи. На фотографии конца 30-х гг. мы видим типичного чекиста-начальника тех лет, располневшего, в гимнастерке с ремнем, в сапогах, из гимнастерки торчит приличное брюшко. Вид самоуверенный, взгляд как в юности, неприятный и даже отталкивающий.
Был он, если судить по воспоминаниям, очень тщеславный, падкий на славу и похвалу. Любил, чтобы его отличали и награждали. Но вот что меня удивило: за такие «большие заслуги» он не был награжден орденами и медалями. Я просмотрел его личное дело – правительственных наград у него нет [409] . Вот только в воспоминаниях Ермаков пишет, что в 1930 г. рабочие Верх-Исетского завода, профбюро и партбюро милиции преподнесли ему как стойкому ленинцу браунинг, а в 1931 г. присвоили звание почетного ударника и выдали грамоту за выполнение пятилетки в три года [410] .
