Наряду с "Вашем" определенную роль в изучении личности Попова сыграла жительница Вены, 24летняя сербка, уроженка Белграда Эмилия Коханек, работавшая референтом-переводчиком в комендатуре советских оккупационных войск в Австрии. Поначалу Попов поддерживал с ней оперативный контакт, необходимость которого обосновывал перед руководством возможностью использовать ее для наблюдения за местной югославской колонией; вскоре их отношения приняли интимный характер[2]. Их роман с первого дня находился в поле зрения австрийской полиции, на службе у которой в качестве тайного осведомителя под псевдонимом "Анни" состояла Коханек.
Сведения об этом дошли до венской резидентуры ЦРУ. Попова "взяли на карандаш". Американцы и стали определять в дальнейшем линию поведения Коханек, через нее для них открывалась дополнительная возможность для наблюдения за Поповым, которого они прежде держали на обычном учете.
Изучив материалы, полученные в процессе разработки Попова, американцы расценили его как "объект, вполне доступный для шантажа", и решили не упустить этой возможности.
5
В течение недели, как покажет потом Попов, он колебался, не зная, как поступить, на что решиться. С одной стороны, он боялся, что американцы могут привести в исполнение свои угрозы, и тогда любая публикация в прессе о его якобы добровольном переходе на Запад тяжело отразится на положении семьи. С другой стороны, от того, чтобы сообщить о случившемся командованию, его удерживало опасение, что за этим наверняка последует увольнение со всеми из него вытекающими последствиями.
Ведь, не потребовав при задержании немедленного вызова официального советского представителя и начав давать показания в его отсутствие, он тем самым грубо нарушил общепринятые в дипломатической практике правила поведения лиц, командируемых за границу. И вообще дела у Попова складывались хуже некуда: отсутствие практических результатов на порученном ему участке работы было причиной постоянных упреков в его адрес со стороны резидента. "В итоге я струсил, — скажет потом Попов на следствии, — и решил не уклоняться от повторной встречи с американцами".
В назначенное время Попов пришел на место встречи, к кинотеатру. Американцы уже ждали его; машина быстро доставила компанию в уже знакомую Попову казарму американской военной полиции. Попова пригласили к уставленному напитками и закусками столу. Вербовщики старались придать встрече непринужденный характер, "дружески" упрекали Попова в излишней предвзятости, в нежелании понять, что они, союзники, действуют здесь, в Вене, в обоюдных интересах. В какой-то момент один из американцев попытался вручить Попову "подарок" — солидную пачку денег. Попов протестующе выставил руку — щелкнул затвор фотоаппарата, вмонтированного в висевшую напротив картину. "Теперь шуметь уже поздно", — сказали Попову. Да он и сам это прекрасно понимал.
Начался деловой разговор. Тон задавали американцы. Отвечая на их вопросы, Попов покорно перечислял фамилии сослуживцев, рассказывал о характере выполняемой ими работы, сообщил об изменениях, которые произошли лично у него: в связи с нормализацией отношений между СССР и Югославией он включен в группу, ведущую разведку против ФРГ. Представленная Поповым оперативная информация сыграла решающую роль в закреплении вербовки, позволила "завязать на его шее тугой узел зависимости".
Рассиживаться за столом Попову не дали. Отвезли на машине к Венскому университету. "Следующая встреча через неделю. Мы пока кое-что проверим и уточним. Через неделю, если все будет хорошо, в вашей ситуации наступит полная ясность".
Когда спустя неделю Попов появился у кинотеатра "Оне паузе", автомашина американцев была уже на месте. Один из них сидел, как и в прошлый раз, за рулем, второй вел наблюдение со стороны. Рядом с Поповым на заднем сиденье оказался неизвестный ему человек, назвавшийся Гарри Гроссмэном[3]. На чистом русском языке он сказал, что давно хотел лично познакомиться с Поповым и выразить ему свои извинения за грубость и некорректность, допущенные его подчиненными, "которые превысили пределы предоставленных им полномочий".
Гроссман привез Попова на конспиративную квартиру, расположенную во французском секторе Вены, примерно в трех километрах от гостиницы, в которой квартировал Попов. Гроссман начал беседу с заверения в том, что готов дать слово не придавать значения случившемуся, сохранить все в тайне, если Попов со своей стороны твердо пообещает оказать ему кое- какое содействие в обмен на оказываемую помощь. Хитроумные увещевания Гроссмана, как заявит потом Попов на следствии, развеяли его колебания.
Как объяснил Гроссмэн, цель его разведывательной миссии состоит в том, чтобы способствовать предупреждению возможности перерастания теперешнего противостояния СССР — США в вооруженный конфликт. Для этого ему важно знать планы оперативного использования вооруженных сил СССР, а конкретно — состояние советских военных объектов в Восточной Германии и Австрии: их дислокация, сведения о передвижении воинских частей, их численность, техническая оснащенность, состояние военных аэродромов, — словом, все, что может свидетельствовать о военных приготовлениях СССР и его обороноспособности. Всего за время пребывания в Австрии (до середины 1955 года) Попов имел примерно восемь-девять встреч с Гроссмэном: пять в 1954 году, остальные в 1955 году. Встречались они на той же конспиративной квартире во французском секторе Вены, куда Попов обычно добирался самостоятельно. До июня 1954 года Гроссмэн ограничивался устными беседами, затем на каждую явку стал приходить с карточками с занесенным на них перечнем вопросов; в эти карточки он тщательно заносил ответы Попова. Разговоры периодически возвращались к сослуживцам Попова — Гроссмэн подробно расспрашивал о каждом, уверяя, что далек от мысли что-либо предпринимать против этих людей: главное для него — безопасность Попова.
Через Попова Гроссмэну стало известно о существовании в Бремене нелегальной резидентуры ГРУ в составе трех человек, имевших свою рацию.
Последняя встреча Гроссмэна с Поповым состоялась после возвращения последнего из отпуска в июне 1955 года. Поскольку Попову, в связи с подписанием мирного договора с Австрией и выводом из страны советских войск, предстояло переезжать на другое место службы, Гроссмэн дал ему подробные наставления относительно техники и порядка передачи в дальнейшем собираемых сведений, соблюдения правил конспирации и условий обеспечения личной безопасности. Он снабдил Попова листом бумаги для нанесения тайнописи и таблетками для ее проявления, шифровальными и дешифровальными блокнотами. По прибытии на новое место Попов должен был послать от имени "Макса" (такое имя он получил в ЦРУ) письмо на адрес проживающего в США некоего Павличука и сообщить о происшедших изменениях в его служебном положении.
