Видимо, крайне довольный исторгнутым от меня согласием, генерал Романовский заранее на всё согласился, заверив меня, что Главнокомандующий препятствовать моим пожеланиям не будет, и просил моего разрешения немедленно известить генерала Деникина запиской о моем согласии. Я провел вечер в вагоне с генералом Шатиловым. Разговоры не клеились, было тяжело на душе.
Наутро я вторично был у Главнокомандующего. Генерал Романовский успел, видимо, с ним поговорить, и затронутые мной накануне вопросы были все утвердительно разрешены. Генерал Шатилов и начальник санитарной части доктор Лукашевич находились со мной в Таганроге. Начальник снабжения генерал Вильчевский вызывался телеграммой. Генералу Улагаю была послана телеграмма в Екатеринодар. Относительно начальника гражданской части Главнокомандующий предложил мне переговорить с начальником управления внутренних дел В. П. Носовичем, своего кандидата у меня не было.
Прежде чем откланяться, я спросил генерала Деникина, кого он намечает моим преемником на должность командующего Кавказской армией.
— Этот вопрос уже решен. Командующим Кавказской армией назначается генерал Покровский, — ответил генерал Деникин.
Я заметил, что едва ли генерал Покровский как командующий армией окажется на высоте — ни опыта, ни достаточных знаний для этого у него нет».
А ведь в условиях, когда стремительно рушился фронт, каждый день был дорог. Похоже, Петр Николаевич уже не сомневался в поражении и хотел использовать назначение командующим Добровольческой армией только для того, чтобы попытаться спасти как можно больше людей и с ними продолжить борьбу то ли в Крыму, то ли в эмиграции. Но для этого он считал необходимым сместить Деникина с поста главкома, почему и интриговал против Антона Ивановича и подговаривал Сидорина чуть ли не предъявить Деникину ультиматум.
Удержать Харьков уже не было никакой возможности. 29 ноября красные были в городе. В этих обстоятельствах еще формально действовавшая директива Деникина от 14 ноября, ставившая Добровольческой армии наступательные задачи, выглядела анекдотично. Тем временем развал Вооруженных сил Юга России продолжался, и замена Мамонтова Улагаем только способствовала ему.
А. И. Деникин свидетельствовал в мемуарах:
«Перед отъездом в армию в Таганроге генерал Врангель заявил мне, что он не потерпит присутствия в ней генералов Шкуро и Мамонтова как главных виновников расстройства конных корпусов. Генерал Шкуро находился тогда на Кубани в отпуске по болезни. Что касается Мамонтова, я предостерегал от резких мер по отношению к лицу, как бы то ни было, пользующемуся на Дону большой популярностью.
По прибытии в армию генерал Врангель назначил начальником конной группы достойнейшего и доблестного кубанского генерала Улагая. И хотя отряд этот был временный и назначение его, всецело зависящее от командующего армией, не могло считаться местничеством, оно вызвало крупный инцидент. Мамонтов обиделся и телеграфировал по всем инстанциям: „…учитывая боевой состав конной группы, я нахожу несоответствующим достоинству Донской армии и обидным для себя замещение, как командующего конной группой, без видимых причин лицом, не принадлежащим к составу Донской армии и младшим меня по службе. На основании изложенного считаю далее невозможным оставаться на должности командира 4-го Донского корпуса“.
Копии этой телеграммы Мамонтов разослал всем своим полкам, а на другой день, самовольно покидая корпус, не без злорадства сообщал, как полки под давлением противника панически бежали.
Этот неслыханный поступок не встретил, однако, осуждения на Дону. Я отдал приказ об отрешении Мамонтова от командования и встретил неожиданную оппозицию со стороны Донского атамана и генерала Сидорина. Они указывали, что, помимо крайне неблагоприятного впечатления, произведенного удалением Мамонтова на Донскую армию, 4-й корпус весь разбегается.
А между тем конница Буденного всё глубже и глубже вклинивалась между добровольцами и донцами. Неудачи вызывали недовольство. Сперва робко, а вскоре и открыто некоторые стали высказывать мнение о необходимости замены старого командования новым. Кандидатом на пост Главнокомандующего был генерал барон Петр Николаевич Врангель».
Врангель понял, что надежд на успешный контрудар конной группой больше не осталось. Генерал Улагай доносил ему, что выезжает для принятия командования конной группой. От проезжавших офицеров и солдат генерала Мамонтова он имел неутешительные сведения о состоянии конницы: кубанские и терские части окончательно вымотались, было много безлошадных казаков, а донцы, вконец развращенные еще во время рейда Мамонтова в тыл красных, совсем не желали сражаться. Сам же обиженный генерал Мамонтов сказался больным и выехал в штаб Донской армии, не дождавшись прибытия своего преемника.
Восьмого декабря Улагай докладывал: «Конная группа небоеспособна. Донские части, хотя и большого состава, но совсем не могут и не желают выдержать даже легкого нажима противника, меньшего числом вчетверо, не говоря уже о массовом наступлении противника. Кубанских и терских частей совершенно нет. Жалкие обрывки, сведенные в один полк, совершенно никуда не годны. Артиллерии почти нет, пулеметов тоже. Вчера донские дивизии бежали, гонимые несколькими эскадронами, за которыми в колоннах двигалась конница противника».
Врангель, добиваясь замены Мамонтова Улагаем, вряд ли рассчитывал на такой демарш казачьих полков. Но теперь возникший кризис даже сыграл ему на руку. Видя, что Деникин всё более выпускает из рук управление войсками, недовольное офицерство начало уже открыто называть фамилию Врангеля в качестве смены Деникину. Теперь надежды одержать хотя бы локальную победу с помощью конной группы больше не было. Врангелю оставалось либо добиться ухода Деникина, либо уйти самому, поскольку на посту командующего Добровольческой армией он не мог больше получить никаких дивидендов, а за безнадежное дело браться не привык. Теперь ему надо было подавать как можно более резкие и нелицеприятные рапорты Деникину, чтобы, распространяя их среди высшего командного состава, вынудить главнокомандующего уйти со своего поста либо, если смещение Деникина не удастся, резкостью тона своих рапортов и самим фактом широкого их распространения вынудить Антона Ивановича отправить в отставку его.
Программным стал рапорт от 9 (22) декабря 1919 года:
«Командующий Добровольческой Армией.
9 декабря 1919 года
№ 010464.
г. Юзовка.
Главнокомандующему Вооруженными Силами Юга России.
Рапорт
Прибыв 26-го ноября в Добровольческую армию и подробно ознакомившись с обстановкой на этом, в настоящее время главнейшем участке общего фронта Вооруженных Сил Юга России, долгом службы считаю доложить следующее:
