Тем временем эскадра Ушакова блокировала Корфу. После сильной бомбардировки был высажен десант на прилежащий к Корфу небольшой, но крайне важный остров Видо. Десант захватил тамошний форт и развернул его пушки против французской крепости. После этого еще один десант был высажен уже на сам Корфу, где его радостно встретили местные греки. Вскоре обе французские крепости были окружены русско-греческими отрядами. Со стороны моря к неприятельским фортам вплотную подошли линейные корабли Черноморского флота.
Именно в это время российский адмирал Федор Федорович Ушаков получает письмо английского контр-адмирала Нельсона, который указывал: «Только что пришел из Александрии английский фрегат, и я с истинным сожалением узнал, что… прибыли всего лишь один или два фрегата и десять канонерок, тогда как, конечно, дблжно было послать не меньше чем три линейных корабля и четыре фрегата с канонерками и мортирными судами. Египет — первая цель, Корфу — второстепенная».
Чтобы понять всю вопиющую бестактность этого письма, напомним, что Нельсон являлся всего лишь контр-адмиралом красного флага, а Ушаков уже был полным адмиралом того же красного флага. В силу этого их разница в служебной иерархии составляла пять ступеней! При этом следует помнить, что Ушаков был очень щепетилен в вопросах субординации. Разумеется, после столь явного неуважения младшего по чину уже ни о каком взаимопонимании, а тем более дружбе, речи быть не могло.
Понимая, что английским союзникам его действия не понравятся, Ушаков сразу после взятия крепости, 5 марта, пишет российскому посланнику в Константинополе В. С. Томаре: «Требования английских начальников морскими силами… я почитаю не за иное, что они малую дружбу к нам показывают, желая нас от всех настоящих дел отстранить и, просто сказать, заставить ловить мух, а чтобы они вместо того вступили на те места, от которых нас отделить стараются. Корфу всегда им была приятна: себя они к ней прочили, а нас разными и напрасными видами без нужды хотели отделить… Однако… Корфу нами взята… Англичане требования делают напрасные и сами по себе намерение их противу нас обличают. После взятия Корфу зависть их к нам еще умножится…»
Глава тринадцатая
НЕАПОЛИТАНСКИЕ ИНТРИГИ
Взятие русскими моряками острова Корфу полностью изменило военно-политическую ситуацию. Теперь уже именно русские, а не англичане стали хозяевами Адриатики и восточной части всего Средиземноморья. Это был огромный удар по самолюбию Нельсона, а потому в этот период он много пишет в письмах о своей неприязни к русским. Что же касается Корфу, то вскоре Нельсон все же прислал Ушакову свое поздравление: «С усердием поздравляю Ваше Превосходительство с победою Корфы. Уверяю Вас, что слава оружия верного союзника столь же для меня лестна, как и слава моего государя».
Между тем Нельсону стало лучше, и, встав на ноги, он принялся склонять короля Фердинанда к боевым действиям. Его активно поддерживал и премьер-министр королевства англичанин Джон Эктон.
— Давайте двинем вашу армию на север и освободим от французов Папскую область! — настаивал Нельсон.
— Но моя казна совершенно пуста! Как же я буду воевать? К тому же и Австрия еще не вступила в войну с французами, — возражал король.
— Когда Англия увидит мужественные усилия неаполитанцев в борьбе с французами, она не бросит своих друзей в беде и не оставит их в нужде! А если Австрия вступит в войну, то быстро приберет к рукам всю Италию, и вам, ваше величество, останется в утешение лишь одна Сицилия!
Таким образом, хотя и в весьма туманной форме, деньги и помощь королю от Англии были обещаны.
Фердинанд вздыхал и отнекивался, выяснять отношения с французами он явно боялся, однако Нельсон был неумолим:
— Воевать, ваше величество, гораздо лучше на чужой территории! Если вы не пойдете на французов, то они скоро сами придут к вам, и тогда что-либо изменить будет поздно! К тому же вы только что заключили весьма выгодные военные договоры!
Фердинанд действительно заключил два договора — с Австрией и Россией — о совместных действиях против Франции.
Император Павел I обещал своему неаполитанскому собрату девять батальонов пехоты и несколько казачьих сотен. Это несколько прибавляло уверенности в завтрашнем дне.
— Но как мне нападать? — сдался в конце концов неаполитанский король.
— Лучше всего вам двинуть свою армию на Рим. Если вы освободите от якобинцев Святой престол, то слава вашего величества не будет иметь границ! Вы сразу же станете первым из первых европейских монархов! Одновременно я возьму часть ваших войск на борт своих кораблей и произведу их высадку в Ливорно, в неприятельском тылу. Это завершит разгром врага!
Король колебался (уж очень хотелось стать первым из первых), потел (так как по-прежнему всего боялся) и жалобно вздыхал.
— Вам остается либо идти вперед, доверившись Богу и его благословению правого дела, и умереть со шпагой в руке, либо быть вышвырнутым из своих владений!
— Хорошо, — согласился, повздыхав, Фердинанд. — Пусть будет по-вашему!
Капитаны нельсоновской эскадры к затее своего командующего отнеслись скептически:
— Наш Горацио опять суется в сухопутные дела, а значит, успеха ждать не приходится! Лишь бы сам живой остался!
План Нельсона в целом был не так уж плох, но его успеху мешали два обстоятельства. Во-первых, опереточная неаполитанская армия могла сколько угодно поражать воображение обывателей на парадах своими разноцветными перьями, но по-настоящему воевать никогда не умела. Во-вторых, Нельсону всегда везло в морских сражениях, но ни одно из сухопутных дел, в которых он когда-либо принимал участие, не было успешным. Над британским флотоводцем словно довлел какой-то рок, в который уже раз предупреждающий, что не своим делом заниматься не следует. Увы, так случилось на этот раз.
Больше всех, как это ни покажется странным, возражала против похода, и в особенности против плавания Нельсона в Ливорно, Эмма Гамильтон. Секрет ее поведения был очень прост: она прекрасно знала об увлечении Нельсона тамошней красавицей француженкой Аделаидой Коррелья и страшно боялась, как бы влюбчивый контр-адмирал вновь не вернулся в объятия своей старой пассии. Узнав, что Нельсон готовится к отплытию, она слала ему на «Вэнгард» тревожные записки: «Умоляю, берегите себя ради нас, не сходите на берег в Ливорно, Вы не найдете там успокоения… Очень прошу, у Вас нет причин бывать на суше в Ливорно».
Леди Гамильтон волновалась напрасно: у Нельсона просто не было времени для возобновления старого ливорнского романа.
