Потом я попал в «Кворримен» с помощью моего друга Айвена Вона, который был приятелем Джона. Они пригласили меня в группу после того, как я поговорил с Джоном. И мы влились в тусовку. Мы об этом как-то не думали, но групп было миллионы. Куда бы мы ни заявились, там уже была пара групп, группы типа как у Роя Орбисона или как «Шэдоуз». Были скиффл-конкурсы, на которых мы пытались победить, и конкурсы талантов.
Когда мода скиффла прошла, появился рок-н-ролл, и мы услышали Элвиса, Джина Винсента, Фэтса Домино, Литтл Ричарда и Джерри Ли Льюиса, все стало ясно, дальше надо было что-то делать. Мы чувствовали родство. Хотя все эти парни были американцы, а я просто парнишка из Ливерпуля, было типа: «Да, мы все это сечем!». Тут-то и началось. Атомный пипец. У нас не было выбора, кроме как посвятить этому жизнь. Ну, а что было дальше, вроде все знают.
В Ливерпуле это постепенно выросло в музыкальную культуру – это был мир групп, – и эта культура стала очень богатой. Групп были миллионы. И когда мы стали лучше играть, у нас у всех сложился солидный репертуар, и с этого все и началось.
Группа «Кворримен», созданная Джоном Ленноном и другими ребятами при школе «Кворри Бэнк» в 1956 г., одной из первых испытала на себе скиффловое поветрие. Когда в июле 1957 г. в группу взяли Пола – после того как «Кворримен» играли на гулянке в саду в Вултоне и Пол потряс Джона, без подготовки сыграв хит Эдди Кокрана Twenty Flight Rock, – их музыкальный уровень и масштаб их амбиций резко выросли. А год спустя через Пола к группе присоединился его младший школьный товарищ Джордж Харрисон.
В некотором отношении на одном музыкальном анализе далеко не уедешь. Случайная комбинация этих троих подростков таила в себе зародыш чего-то невероятного. Начнем с того, что сочетание их голосов рождало неожиданно чудесную полифонию. Ни у одного из них не было музыкального образования, хотя Пол и успел попеть в хоре местной церкви Сейнт-Барнабас; он мигом мог переключаться с дикого вопля фальцетом на мягкий и округлый балладный стиль, который идеально смешивался с более сухим и носовым тембром Джона – и это до того, как им вообще пришла в голову мысль вместе сочинять новые вещи.
Когда остальные члены ансамбля вернулись к нормальной жизни, это ядро из трех музыкантов превратилось в «Битлз», притянув к себе Стюарта Сатклиффа, друга Джона по художественному училищу, в качестве басиста, и, позднее, ударника Пита Беста. Группа с готовностью возглавила ливерпульскую бит-культуру. Но пока что, как все британские рокеры, они знали о роке только то, что приходило из-за Атлантического океана:
Это были в основном исполнители с хитами в Великобритании. Первым шел Элвис, круче никого не было. Мы не знали, что он заимствует из блюза, мы думали, это все он сочинил. Мы только слышали, как Элвис поет Love Me Tender, и не знали, что кто-то пел это еще до него. [Мелодия песни относится ко временам Гражданской войны в Америке.] Или еще That’s Alright Mama, или Hound Dog. Его репутация только крепла: да как он вообще это сочиняет!
И выглядел он с этими своими бакенбардами просто сногсшибательно. Мы в него влюбились. Не в сексуальном смысле, а чисто… это было скорее религиозное чувство, нежели сексуальное.
Он был блестящим исполнителем. Пока не попал в армию, а там его затюкали. После этого он ко всем обращался «сэр» – собственно, он и до этого всем говорил «сэр», просто так принято на Юге, – но тут он вернулся из армии, и это теперь выглядело как холуйство. Он стал сниматься в фильмах и больше меня уже не цеплял. Но этот первый период навсегда мне запомнился. Мне нравятся все его пластинки до ухода в армию.
Потом появился Литтл Ричард. Я его любил, потому что он был такой необузданный: высокий голос, крики, немного диковатый. Мне всегда неплохо удавались подражания; некоторые дети в школе умеют имитировать голоса, я всегда мог изобразить пару комиков, а уж Литтл Ричарда я на бис изображал на вечеринках. В школе в честь окончания четверти мы взялись за гитары и сбацали в соль мажоре Long Tall Sally прямо на парте, так что этот номер с криками стал частью моего репертуара.
Он потом заявил: «Это я научил Пола всему, да, Пол? У-у-у! Я научил». Это не совсем правда, но я действительно это все у него подметил.
Еще был Фэтс Домино, это был вообще зверь, совершенно другой, черный стиль, всё вот здесь [указывает на грудную клетку]: «Ты разбила мне сэрце», как в Новом Орлеане. Это я позже про все это узнал. Элвис был южанином. На самом деле они почти все с Юга, но мы сперва этого не понимали, для нас они были просто американцы и американцы.
Маккартни из той породы естественно музыкальных людей, которые способны извлечь мелодию из чего угодно, даже из стола, уставленного стаканами для вина. В тринадцать лет он пытался освоить купленную ему отцом трубу. Через несколько лет семья приобрела барабанную установку для Майка, младшего брата Пола, но пристрастился к ней в итоге старший сын. Вскоре он научился уверенно играть на ударных и использовал это умение на всем протяжении карьеры.
Еще не научившись играть на гитаре, Пол уже мог сбацать номер на папином пианино, хотя уроки игры он быстро забросил. Его левая и правая исследовали все возможные варианты, и вскоре он знал о музыкальном диапазоне больше, чем бренчавшие на гитаре пацаны из скиффл-групп в округе. В 1957 г., когда Пол летом произвел такое впечатление на Джона, сыграв Twenty Flight Rock на празднике в Вултоне, у него вообще не было гитары. Ему дал ее на время друг, чтобы он попрактиковался.
Вскоре после этого он выменял трубу на гитару, чтобы была собственная. Естественно, до тех пор, пока на ней не перетянули струны, приходилось бороться с препятствием, с которым сталкивается левша. И, что типично, он превратил это в свое преимущество. Осваивая инструмент в буквальном смысле с другой стороны, ему приходилось понимать музыку вверх ногами, задом наперед, шиворот-навыворот. И этот опыт не пропал зря.
У вас сохранился ваш первый усилитель?
Да. Кажется, я купил его в «Каррис», магазине бытовой техники; когда туда заходил за пластинками, то приходилось идти мимо пылесосов, стиральных машин и усилков. На электрогитару ни у кого не было денег, это стало возможно только пару лет спустя. Они были страшно дорогие, так что покупались звукосниматель и усилок, и звукосниматель ставился на акустическую гитару. И я купил такой зеленый усилок под названием «Эль Пико».
Ну круто, притащил его домой, но это было вообще что-то из прошлого. На гнезде было указано «микрофон и граммофон», но мы подключали к нему гитару. Думаю, дешевле мне не удалось найти. Не потому, что я жмотяра, а просто в семье было туговато с деньгами. В любом случае такого было достаточно, и он у меня до сих пор хранится. Гениальная вещь, сейчас он выдает просто монструозный фазз; что к нему ни подключи, перегруз просто адовый, крутая штука и сустейн хороший.
Какие еще исполнители были для вас важны?
Джерри Ли Льюис. Гигант! Нам нравился Джерри Ли, потому что он был олицетворением певца кантри. Я любил его Whole Lotta Shakin’, и нам нравились You Win Again и еще парочка песен в том же духе, медляки в стиле кантри, выходившие на обратной стороне сингла.
Мы собирали множество таких пластинок и включили в наш репертуар би-сайды. Мы поняли, что перепевать то, что попало в хит-парад, могут и остальные. Часто, если речь шла о том, чтобы скопировать песню, другим это могло удаваться лучше, чем нам, просто за счет того, что они дольше репетировали. Поэтому имело смысл изловчиться и выучить песню с би-сайда, потому что они не интересовались песнями на другой стороне пластинки.
Это уже были первые дни «Битлз». Мы начали с I Remember You [песни Фрэнка Айфилда], попсовой песенки, но вот идем мы куда-то играть, а там уже другая группа это исполняет, и так бесило, когда они заявляли: «Мы играем до вас, мы исполним I Remember You». Да какого черта, это же наш коронный номер! Нас достало, что у других были те же песни в репертуаре. Или у нас были те же песни, что у остальных.
Так что мы попробовали эту лазейку. Так мне досталась Till There Was You, это была пластинка Пегги Ли. Мне просто понравилась мелодия. Я не понимал, почему на этикетке пластинки написано «Из “Продавца музыки”». Потом я понял, что это песня из мюзикла, где еще поют про семьдесят шесть тромбонов. Я просто ее выучил. Обожаю Пегги Ли.
Мы стали отлавливать би-сайды: Cracking Up Бо Диддли, Havana Moon Чака Берри. И еще Джеймс Рэй, If You Gotta Make a Fool of Somebody – эту вообще никто не знал, и надо было видеть их выражение лица, когда мы, рок-группа, стали играть вальс. Музыканты замирали: «Эй, это еще что такое?»
В Гамбурге [где начинающие «Битлз», еще не прославившиеся, играли в клубах в течение нескольких сезонов] нам обрыдло все время повторять десять номеров. Мы из кожи вон лезли, чтобы прорваться, так что играть приходилось весь день, иногда по семь-восемь часов подряд, но повторять одно и то же мы не хотели. В этом был весь фокус. Так что мы изобретали мелодии или вытворяли дурашливые версии Tequila и тому подобного, и пели «ди-ди-дай на хрен!» вместо «текила!», чисто чтобы посмеяться. Но мы выучили все эти номера, и, когда вернулись обратно в Англию, репертуар у нас был обширный.
