Флойд был уверен, что одержал верх и выиграл по очкам с небольшим перевесом, чтобы провести третью встречу. «Я чувствую, что я лучше, – сказал он, напуская на себя беспечный вид. – Завтра, возможно, будет поставлена точка».
Победы под ноль, как он предсказывал, на следующий день, когда они сошлись в финальном поединке на выбывание в Огасте, штат Джорджия, в апреле 1996 г., не получилось. Тем не менее она выглядела более убедительной.
– На сей раз более, чем когда-либо, это была война, – продолжал свои воспоминания Санчес. – Дрались на равных. Это был хороший бой. Он знал, что надо делать для того, чтобы победить, и это подходило моему стилю. Я думал, что победил я. Разумеется, любой боксер будет так утверждать. Он дрался лучше в этом втором поединке. Он дрался намного умнее, и я ощущал, что он стал лучше.
Используя свою жалящую, как пчела, правую руку, в этом матче «не на жизнь, а на смерть», Мейвезер вышел победителем со счетом 20:10, забронировав себе место в олимпийской команде.
Корреспонденты, специализирующиеся на освещении любительских боксерских поединков, отметили его «замечательные ноги» и «как у него все больше проявляется порхающий стиль боксера-профи».
Санчесу было всего восемнадцать лет, он был старшеклассником из Лас-Вегаса. Он проиграл в бою, который был назван нечистой аферой. Независимо от того, каким был тот бой, журнал «Boxing News», разумеется, не купился на радужные перспективы Мейвезера.
«После матча победителям вручили красивые пояса чемпионов, – говорилось в репортаже, – однако либо эти олимпийцы не столь же хороши, как в прежние годы, либо «компьютерные стили» ведения боя приглушили их природные способности – просто невозможно сказать, в чем дело. Отметая эти догадки в сторону, никто из них и близко не стоит с Шугаром Рэем Леонардом, который блестяще завоевал золото в Монреале в 1976-м».
Это была просто работа, проделанная девятнадцатилетним Мейвезером, сказавшим: «Я мечтал участвовать в Олимпийских играх с одиннадцати лет».
Тем не менее его тренер в олимпийской команде, Аль Митчелл, ветеран-филадельфиец, был сдержан относительно перспектив Флойда.
– Победа была близка, – сказал он, вспоминая бой с Санчесом. – Думаю, Оги сделал достаточно для того, чтобы получить решение в свою пользу, но Флойд вернулся и побил Оги. Он скорректировал свою манеру боя. Он был всего лишь молодым парнем, но сумел перестроиться. А Оги был хорошим, хорошим бойцом.
Впрочем, ждать пришлось недолго, прежде чем Митчелл стал опекать Мейвезера, когда тот вошел в олимпийскую сборную – команду талантливых, но изначально дезорганизованных мальчишек из гетто, разбросанных по всей Америке.
– Когда Флойд впервые оказался в команде, мы оставались вместе четыре или пять месяцев, и я разъезжал с ними везде. Меня назначили главным тренером немного раньше, чем это было обычно принято, и я знаю, что у нас была очень молодая команда, – вспоминал Митчелл. – Помимо Тарвера и Лоуренса Клей-Бея, все остальные в команде были довольно молодыми парнями – 16, 17, 18 лет. Особенно Флойд. Флойд бывал у меня в спортзале, которым я заведовал в Маркетте (штат Мичиган), и мы также бывали в двух других штатах. Я наблюдал за ним, и на самом деле он не произвел на меня сильного впечатления. Они все выглядели хорошо, но он меня не впечатлил так уж сильно. Он не выделялся. Возможно, выделялся Тарвер, потому что в тот год Тарвер завоевал все. Он выиграл чемпионат мира по боксу среди любителей, выиграл на Панамериканских играх и победил в чемпионате США. Впервые у нас появился боксер, победивший во всех трех соревнованиях в один и тот же год. Проблема была в том, что Тарвер думал, что он может ходить по воде, и, вместо того чтобы пытаться стать лучше и лучше на каждых сборах, он просто почивал на лаврах. Он был уверен, что просто победит. Люди думали, что золото получит именно он.
Готовясь перетянуть в Атланте внимание на себя, Флойд Мейвезер-младший выступил 17 июня в составе американской команды против сборной России на муниципальной спортивной арене «Coconut Grove Convention Center» в Майами, штат Флорида.
«Смышленый подросток с быстрыми кулаками уже на тридцать первой секунде послал Вячеслава Смирнова в стоячий нокдаун[32] перед тем, как отлупил его настолько основательно, главным образом прямыми ударами передней правой, что бой пришлось остановить через две минуты и двадцать пять секунд третьего раунда», – говорилось в репортаже. Мейвезер засверкал, подавая реальные надежды.
Один опытный журналист даже заметил: «Он уже смотрится как профи мирового класса». Его выход на Олимпийские игры был стремительным, и его товарищи по команде, включая Нейта Джонса, Тарвера, Альберта Гуардадо, Захира Рахима, Фернандо Варгаса, Терренса Каутена, Дэвида Диаса, Дэвида Рида, Роши Уэллса и Эрика Мореля, стали звать его Флойдом Красавчиком – из-за его не обезображенной в боях внешности и приемов защиты, к которым он прибегал, чтобы уберечь первозданные черты своего лица от повреждений.
Нейт Джонс был соседом Мейвезера по гостиничному номеру в Атланте.
– Я встретился с Флойдом на национальном турнире «Золотые перчатки» в 1994 году, – вспоминал Джонс. – Мне он не понравился, потому что слишком много болтал. Я только что освободился из тюрьмы, рейтинга у меня не было. Свой последний бой я провел, когда мой вес был 147 фунтов (66,7 кг), вышел на свободу, набрав 240 (108,8 кг), а затем скинул вес до 200 (90,7 кг), и мне надо было побить лучшего боксера из Чикаго, чтобы попасть на национальный чемпионат, – Фреса Окендо, которого я сейчас тренирую.
Было дело, – продолжал Нейт Джонс, – я совершил вооруженное ограбление… До суда не дошел… Сделал еще пару кое-чего. Мне светило два с половиной года. Но, сидя в тюрьме, я смог получить свой ОД (общий диплом) и освободился досрочно за хорошее поведение. А Флойд каждый день хвастал, поэтому я его терпеть не мог. Но когда я увидел, как он дерется, я понял, о чем он говорит. Потому что он был лучшим из всех, кого я видел. Я видел почти все бои с его участием в качестве любителя. Отправляясь на отборочные олимпийские соревнования, он вошел в команду синих, а я был включен в команду красных, которая считалась командой номер один. Его это явно задело. Задело до глубины души, он был обозлен тем, что включен в команду синих. Он даже не хотел надевать ее спортивную форму. Это действительно серьезно его обозлило. Я сказал ему: «Приятель, все нормально. Не переживай ты так, мы победим. Мы войдем в команду номер один». И он не стал со мной разговаривать, потому что мы были определены в разные команды и мои слова прозвучали вроде как: «Дурачок, не бери в голову». В конце концов он вошел в сборную, и мы оба стали олимпийцами и получили огромное удовольствие. И я люблю его, он классный малый.
Были внутри команды и дрязги. Все хотели всем заправлять, хотя это была работа только для Митчелла. Они первоначально стали тянуть телегу в разные стороны.
– Каждый хотел быть главным, – вспоминал Джонс. – Сошлось много самомнений, тут были Варгас, Флойд, Тарвер, Дэвид Рид, самолюбивые личности. Мне просто повезло оказаться среди них. Но тренер Аль Митчелл всех нас сплотил. Мы стали ощущать спину друг друга, стали поддерживать друг друга, и, когда мы дрались на Олимпиаде, тренер всех нас приводил, чтобы мы присутствовали во время боев. Не так, как было в 1992-м, когда некоторые ребята носа не показывали. Мы должны были поддерживать своих товарищей по команде. Но еще больше мы хотели ощущать их поддержку.
Митчелл был уверен в своих тренерских способностях, но ему надо было научиться, как одновременно стать советником.
– Это, возможно, стало для меня самым сложным делом, – признавался он. – Сколачивать из них единую команду и прививать уважение друг к другу. Я родился в Северной Филадельфии, и на каждой территории орудовала своя банда, вот с чего я начал. Мне пришлось приструнить их, пару раз останавливать разборки и все такое. И я дошел до того, что как-то забрал у них телефоны из номеров вместе с телевизорами и сказал: «Вот так отныне это и будет». Мейвезер и Нейт Джонс – я все еще слышу их голоса – сказали, что я никому не нравлюсь. Никто меня не любил. Но именно так я сбил их в одну команду. И мы не завоевали бы шесть медалей, если бы я так не поступил.
Флойд был общительным, – продолжал Митчелл. – Он, Нейт Джонс и Тарвер держались по-настоящему тесно друг с другом. У каждого была небольшая команда, с которой они тусовались. Джонс, который теперь работает с Мейвезером, – эти двое стали близкими приятелями. Тарвер тоже… Смешно, когда собираешь всех из разных городов Соединенных Штатов. Все из разных местностей, и каждый думает, что он хозяин на своей территории. Так что перед вами происходит столкновение «личного состава» между собой, и иногда мне приходилось разбивать доводы. Но за месяц до того, как отправляться на Олимпийские игры, все влились в одну команду, а мне потребовалось на всю работу около двух месяцев…
