от волн сипящего хохота.
Ксавьеро очнулся и махнул рукой:
– Мудачьё! – выдохнул он, придя в себя. – У тебя, кстати, двадцатки не найдётся? – обратился он ко мне.
Я поискал в кармане купюру и положил на стол.
– Мистер Джексон! Звучит куда уже лучше! – ожил он, сунув бумажку в карман. – Заходи через недельку, отдам и с меня пиво. Ты сам-то откуда?
Я мотнул неопределённо большим пальцем за спину:
– Из даунтауна еду, – пояснил я.
И в этот момент я увидел, как с той стороны витрины на улице какой-то оборванец, замотанный в драный плед, нежно оторвал мой непристёгнутый байк от стекла и, аккуратно ступая, повёл его под уздцы, куда-то под венец вдаль.
Я выскочил на улицу. Догнав фигуру в цветных тряпках, я поравнялся. Фигура вдруг застенчиво изумилась, оглядев велик:
– Святые угодники, да это же не мой велосипед! А где же мой байк? – вибрирующим слегка голоском спросил он осторожно.
Я показ ему возможное направление. Мы расстались друзьями.
Вскочив на велик, я продолжил крутить педали вдоль реки. Бруклин, чёрт возьми, огромен. Промзоны. Продуваемые бризом с океана станции сабвея на столбах. Сады и одноэтажный мир на много миль на восток.
Когда-то здесь в небе над Бруклином случилась крупнейшая авиационная катастрофа. Столкнулись пассажирские «Дуглас» и «Локхид». Обломки сыпались прямо на жилые кварталы. В пожаре сгорела церковь «Огненного Столпа». Название оказалось пророческим! И только Бог знает, какие молитвы посылал небу сэр Эдмунд Хиллари – новозеландский исследователь и альпинист, первым сумевший покорить Эверест. Он умудрился опоздать на рейс и прожил до восьмидесяти восьми лет.
Вскоре за высоким сетчатым забором показалась территория порта – бывшая военно-морская верфь. У причалов сновали жёлтые погрузчики. Над заброшенным сухим доком навис неподвижный ржавый кран. Шум корабельных дизелей иногда перекрывали отрывистые крики. Застоялая гниль морской тины смешивалась с запахом мазута. В двух шагах от забора на небольшом пустыре средь вросшей в траву брошенной техники в маслянистой луже барахтался чумазый селезень. Тоскливый индустриальный пейзаж простирался на несколько квадратных миль.
Обнаружив кем-то заботливо проделанную дыру в заборе, я приковал к сетке велосипед и решил пробраться внутрь, чтобы сфотографировать порт поближе. Протиснувшись в дыру, я стал подниматься на поросший кустами невысокий холм. Миновав кучи мусора у подножья, пробрался сквозь кусты на вершину, прикрытую, словно панамой, широкими хвойными лапами. Надёжное укрытие, можно сделать пару снимков.
Прислонившись спиной к дырявому раскорёженному баку, я отдышался и достал фотоаппарат. Зрелище завораживало. Огромные старые доки. Здесь собирали линкоры: Айова. Миссури. Северная Каролина. На обслуживание заходили авианосцы. Держать секретную базу в центре мегаполиса? Да ведь тут отличный обзор с мостов, по которым всё время снуют толпы туристов. А вдруг кто-нибудь нашпионит, как последний сукин сын – телеоптикой или биноклем! Во время Второй мировой пешеходные дорожки на мостах задрапировали на всякий случай. В шестидесятых в разгар «холодной войны» военные решили убрать отсюда секретные объекты и продали земли городу.
Прицелившись, я навёл объектив на ближний док. Сделать пару снимков. Как бы меня тут не приняли за шпиона.
– Шпионишь? – прошипел вдруг кто-то сбоку.
Вздрогнув, я обернулся. В порту раздался резкий протяжный гудок.
Тревожно вглядываясь, я обнаружил в высокой траве чей-то покачивающийся тёмный силуэт.
Вперёд проступила голова в камуфляжной широкой панаме. Кожаная тесёмка под подбородком туго сдавила кожу. Владелец головы приложил к губам палец:
– Тсс! – прошипел он и поманил меня к себе ближе.
Я пододвинулся, стараясь не делать резких движений.
– Видал? – сипло прошептал он, кивнув в сторону доков.
– Что? – шёпотом не расслышал я, бросив взгляд на огромный чехол с ножом на его поясе.
Армейский камуфляж был заправлен в перепачканные глиной высокие шнурованные ботинки. Воротник пятнистой куртки поднят. Рядом на траве валялся бинокль и полевой планшет.
– Вон там, видишь? – тихо сказал он, показав в сторону порта.
– Где? – ещё тише спросил я.
– Да вон же… Вон! – он стал слегка раздражаться моей тупостью, ткнув пальцем в сторону портового административного здания.
Из здания вышло несколько человек в униформе.
Пройдя десяток метров, они по одному вошли в дверь соседнего строения, над которым скособочилась табличка: «Столовая».
– Видел? – сдавленно зашипел он мне в ухо и, с силой схватив за плечо, притянул к себе. – Видел, а?
– Видел, видел! – испуганно закричал я, опасаясь, что он сломает мне ключицу.
Он убрал руку и, сжав челюсти, посмотрел на здание.
– А это видел? – кивнул он на спутниковые тарелки на крыше. – Я давно за ними наблюдаю… Суки! – продолжил он, обессилено сев в мокрую траву. – Каждый божий день ровно в два часа они выходят из этого здания и заходят туда. Сечёшь? – он посмотрел на меня. – А через час возвращаются обратно. Каждый божий день! – он рубанул рукой. – Ровно в два. Как роботы!
Он достал сигарету и помолчал.
– Ты форму видел? Военная! Только погоны сняли. Маскируются! – он достал зажигалку и помял сигарету. – Затевают что-то уже давно… – он пощёлкал зажигалкой, попытавшись прикурить. – Тарелки эти блядские понаставили.
Так и не прикурив, он перевёл взгляд на доки:
– Космос слушают, – он снова перешёл на сдавленный шёпот. – Дружков своих ждут. По телеку вчера сказали – летят уже, баста! А я ведь давно уже за ними наблюдаю.
В его глазах блеснули грозные огоньки. Оглядев деревья, он пристально посмотрел на меня:
– А? Что скажешь?
– Охранники, наверно? – неуверенно предположил я, прикидывая, есть ли у него пушка. – Обедать ходят? – проанализировал я. – Тарелки – телевизионные, наверное? – я посмотрел снова на здание.
Он поёжился, словно от холода:
– Охранники? – прошептал он напряжённо. – Да эти суки там точно что-то крутят. Климат меняют! Я всё время мёрзну… Или, думаешь, это русские тут напустили морозу?!
– Это вряд ли, – успокоил я.
– Охранники… – пробормотал он, и вдруг схватил меня за грудки. – Так ты с ними заодно, что ли? – просипел он, выкатывая глаза. – Охранники?
Подбираясь к горлу, он сдавил ворот ветровки вокруг моей шеи, и опустил руку, нащупывая чехол на поясе. Я дёрнулся назад. Мы покатились по траве с пригорка вниз.
Толкнув его, я вскочил на ноги и бросился бежать через кусты к дороге.
«К чёрту, в конце концов, эти снимки», – подумал я. – «В следующий раз как-нибудь!» – решительно бросился я к велосипеду.
Вскочив на педаль и не оглядываясь, я припустил в сторону моста.
Достигнув Бэдфорд-авеню, снова выбрался к реке.
Сквозь нагромождения ажурных трапециевидных пролётов тянулся в сторону Манхэттена Вильямсбургский мост.
Свернув в переулок, я зарулил в ближайший «Тако Беллз» и, заказав двойной сэндвич из тортильи, присел у окна, проверяя почту.
В свернутой трубочке оказалось прожаренное мясо и кусочки острых колбасок. Листья кактуса покрывали фасоль и рубленные кислые огурцы. Приправлено всё было сыром и пюре из авокадо с помидорами. Плеснув сверху красноватого жидкого соуса из бутылочки, я всё это надкусил и, сделав пару жевательных движений, задыхаясь, разорвал челюстями рот.
Тысячи иголок впились в нёбо! Дыхание перехватило. Проступили слёзы. Отрывисто дыша, я рыдал над столом, оплакивая бедную печень. За стеклом над горбатым Манхэттеном в лучах полуденного солнца безмятежно серебрился Эмпайр-стейт-билдинг.
Глава 7. Нью-Йорк. Бруклин
К полудню погода разгулялась, ветер сдул облака. Небо над пёстрым Бруклином окончательно прояснилось, оставив кудрявые клочки лишь на горизонте. Проехав пару кварталов, я остановился у заправки, совмещённой с магазином, и зашёл внутрь купить воды. Язык и дёсны до сих пор жгло калёным железом. Дверь на входе пикнула, выдав предупреждающий сигнал.
За прилавком скучал индус в потёртой чалме. Пред ним на прилавке средь лотков с пустяковой снедью стояли шахматы. Похоже, он играл сам с собой, готовясь сделать первый ход. Я прошёлся вдоль рядов.
Дверь снова пикнула, в магазин проник взъерошенный чёрный паренёк. Он быстро приблизился к кассе, держа руку в кармане. Пола плаща оттопырилась. Сквозь натянутую ткань проступила кисть,
