Дика», написанные в 1972 и 1973 годах, здесь публикуются впервые.
«Мемуары на обороте счета от ветеринара» публиковались в журнале The Real World (№ 5, февраль-март 1976).
«Короткая счастливая жизнь писателя-фантаста» — впервые опубликовано в фэнзине Scintillation [9] (том 3, № 3, июнь 1976).
«Странные воспоминания о смерти», написанные в 1979 году, впервые опубликованы в журнале Interzone [10] (№ 8, лето 1984), затем перепечатаны в сборнике рассказов и статей Дика I Hope I Shall Arrive Soon (Doubleday, 1985) под редакцией Марка Херста и Пола Уильямса.
Переписка 1980 года с критиком Франком Бертраном, озаглавленная (в машинописной рукописи Дика) «Филип К. Дик о философии. Короткое интервью», впервые опубликована на французском языке [11] и позднее на английском в фэнзине Niekas [12] (№ 36, 1988). Здесь публикуется по рукописи, находящейся в распоряжении Фонда Дика.
«Время собираться». Два отрывка из романа
(1949)
Так случается со всем, что является на свет из влажной земли, прорастает сквозь вязкую грязь и глину. Все, большое и малое, живет. Появляется на свет, продираясь через липкую слякоть. А потом умирает.
Карл снова поднял взгляд к свету, к солнцу и далеким холмам. Теперь они казались ему не такими, как несколько секунд назад. Быть может, сейчас он видел отчетливее. Над головой распростерлись чистые голубые небеса. Но с них летели кровь и перья. Небеса прекрасны, пока держишься от них подальше, а стоит взглянуть повнимательнее – ничего хорошего в них нет. Только безобразие и горечь.
Небеса прибиты гвоздями, склеены жвачкой и скотчем. Много раз трескались – и много раз их чинили. Крошатся, проседают, гниют, качаются на ветру, и порой, как в детской книжке, обломки небес падают наземь.
Карл сошел с дороги и теперь медленно взбирался вверх по узкой тропинке. Шел широкими шагами, тяжело дыша, и скоро поднялся по травянистому склону холма. Здесь ненадолго остановился, глянул назад.
Компания и ее собственность далеко внизу съежились до неразличимости. Превратились в едва заметные точки. Карл присел на камень. Мир вокруг был тих и неподвижен, ничто не нарушало покоя. Его мир. Молчаливый личный мир.
И все же он не понимал: как это может быть его мир? Вот он улыбается цветам и траве – но за ними стоит нечто, чему нельзя улыбнуться. Нечто неприятное. То, что ему не нравится, чего он не хочет.
Выходит, это не его мир. Свой мир он создал бы совсем иначе. А тут все как-то неправильно собрано. Совсем неправильно. Неприятно даже думать об этом.
Вот на тропинке лежит птичка, молчаливая и неподвижная. Напоминает… Карл задумался. Что же она напоминает? Его охватило странное чувство. Это уже было. То же самое. Так же он вышел из дома и увидел что-то ужасное. Бессмысленное. То, чего не мог ни понять, ни объяснить.
Некоторое время спустя он вспомнил. Кот. Дряхлый умирающий кот: тощий, одноглазый, облезлый. Кот и птичка. Вокруг жужжат мухи, маршируют колоннами муравьи. А они умирают – молча исчезают, уходят непонятно куда. Никто не смотрит, всем наплевать.
Этого Карл понять не мог. Откуда в огромном теплом мире – такое? Бессмыслица… Или все же есть какая-то причина? Какая-то цель?
Когда он понял, что кот мертв, то медленно, в глубокой задумчивости вернулся домой. К себе, в свою комнату, к своим вещам. К микроскопу. К маркам, картам, альбомам и книгам. У них есть смысл. Есть цель. Причина существования. На них можно взглянуть и понять.
Сидя на склоне холма, Карл задумался о своем детстве. Не так уж давно оно закончилось. Всего несколько лет назад. Вокруг вздымались, обступали со всех сторон воспоминания. Картины, запахи. Вкусы. Прошлое осталось с ним. Совсем рядом, под поверхностью: комната, микроскоп, рисунки. Все здесь – ждет, когда его позовут.
* * *
Его поразили ее груди. Они не торчали вперед. Не вздымались, мягко круглясь, как на рисунках, а свисали и начинали болтаться, когда она наклонялась. Груди тряслись и подпрыгивали, пока она подбирала свое белье, пока, нагнувшись, тянулась за шортами. Никаких твердых чашечек – только плоть, такая же, как остальное тело, мягкая бледная плоть. Как бурдюки с вином, какие висят на стенах шатров в ближневосточных селениях. Мягкие вихляющиеся мешочки плоти, которые, должно быть, порой ей мешают.
Она застегнула красные шорты, надела серую блузку. Присела застегнуть босоножки. Выглядела уже как обычно – не то белое и крепкое нагое тело. Груди больше не свисали и не походили на бурдюки: они, как обычно, слегка приподнимали блузку. В этой блузке и в облегающих шортах она казалась выше и стройнее.
Она закончила одеваться и пошла прочь через лужайку. Он потерял ее из виду. Вот ее и нет. Все закончилось. Карл расслабился. Утихло волнение, сердце замедлило шаг, схлынула краска со щек и ушей. Он глубоко вздохнул и с шумом выдохнул.
Неужто это случилось на самом деле? Он был растерян. В каком-то смысле даже разочарован. Невысокая, с бледной кожей, с выпуклостями там и сям. Ноги, чтобы ходить, ступни, чтобы стоять. Тело такое же, как и все прочие, – физическое тело, инструмент, машина. Как все остальное, из праха и жидкой грязи явилось в мир. Пройдет время – и оно обвиснет, покроется морщинами, начнет трескаться и ломаться; не помогут ни гвозди, ни клей, ни липкая лента – оно возвратится в землю, из которой пришло.
Тело износится и умрет. Выцветет и исчезнет, как трава и цветы, как могучие ели, как холмы, как сама земля. Ведь оно – часть обычного мира, материальная вещь среди других материальных вещей. Так же существует и действует. Подвластно тем же законам.
Вдруг ему вспомнились собственные рисунки: как он, сидя в тесной комнате при сочащемся сквозь шторы солнечном свете, срисовывал девушек с календарей, и сколько образов и понятий теснилось тогда в его уме. Карл улыбнулся. Что ж, по крайней мере, он понял нечто новое. Верно, утратил все дорогие ему образы и иллюзии – зато осознал то, что прежде ускользало. Ее тело, его тело, все тела – одно. Части одного и того же мира. Нет ничего вне его – никаких иных миров, никаких обширных угодий призрачной души. Есть лишь это – то, что он видел своими глазами. Деревья, солнце, вода. Он, Барбара, все и вся – части этого. И нет ничего иного.
Нельзя сказать, что его тайный внутренний мир – духовный мир, так долго им лелеемый, – рухнул в одно мгновение. Он не обрушился, оставив груду печальных развалин. Скорее,
