училища Майю Плисецкую приняли в балетную труппу Большого театра.
Однажды народный артист СССР, художественный руководитель Большого театра Беларуси Валентин Елизарьев, поставивший хореографические сцены в фильме-балете «Фантазия» для Майи Плисецкой, с которой они приятельствовали долгие годы, сказал мне: «Плисецкая прожила очень сложную жизнь».
– Наверное, – соглашается народная артистка РСФСР, балерина и хореограф Наталия Касаткина. – Во-первых, еврейка, семья. Мама, которая сидела. Папа, которого расстреляли. Суламифь, с которой очень непростые были отношения. Я, кстати, ученица Суламифи. Она мне очень много дала.
Закончив карьеру танцовщицы, Суламифь стала востребованным по всему миру педагогом-репетитором.
Когда в 1958 году Майя Плисецкая и Родион Щедрин поженились, познакомившая их Лиля Брик предостерегла молодого мужа: у Майи «много родственников». Азарий Плисецкий вспоминал: «Несмотря на то что к нашей маме Щедрин относился с большим уважением, любил при этом цитировать Лилю Брик, сказавшую однажды: “У Майи есть один существенный недостаток – у нее слишком много родни”. Придерживаясь того же мнения, Родион не только сам сторонился наших многочисленных родственников, но и постепенно отгораживал Майю от людей, окружавших ее всю жизнь».
Спрашиваю Бориса Мессерера:
– Тяжело быть родственником Плисецкой?
– Почему? Наоборот, легко. Легко билеты доставала, на спектакли водила, дружила, общалась, говорила. Что ж тут тяжелого?
– А насколько вы были близки?
– Были моменты большой близости, периодами, как все в жизни. Был период – до Щедрина, когда она была одинока и не имела поддержки такой от супруга, в большом смысле слова единомышленника. Она мне звонила очень часто, и мы гуляли много, ходили в переулках около Большого театра – Георгиевский, Щепкина проезд, Кузнецкий мост, в этом районе. Ходили, много разговаривали, потому что все боялись дома говорить, потому что подслушивали. Боялись прослушки.
И правильно делали. Плисецкая писала в своей книге, что «жучки» стояли даже в их с Щедриным спальне. Но узнали они об этом, конечно, гораздо позже. Да, Майе Михайловне досталась непростая судьба. А вот с многочисленными родственниками, о которых предупреждала Лиля Брик, она не слишком «роднилась»: «У меня есть родственники, которые говорят, что я стала известная и потому с ними не общаюсь. Они не говорят главного – они со мной не общались, когда моего отца посадили. А потом, когда я стала знаменитой, они решили быть моими родственниками. Но это дальние родственники. А ближние… Одни претензии. Мне трудно с людьми, у которых претензии. Потому что я ни у кого ничего не одалживала. Я никому ничего не должна. И тогда что отдавать, и почему, и за какие заслуги? Я всегда была обязана и танцевать, и играть, и давать деньги, будто бы мои родственники – инвалиды на колясках. Если человек может сам заработать – то почему я должна на них работать? У меня есть двоюродная сестра, я ее обожаю. Она чудесный человек. И ко мне ноль претензий. Это дочка папиной сестры. Матери, которая не работала, я отдавала все свое жалованье. Это было совсем другое дело».
В другом интервью ее спросили:
– Майя Михайловна, однажды на вопрос «Чего вы больше всего боитесь?» вы вдруг ответили: «Родственников».
– Продолжаю бояться! Понимаете, это очень серьезная тема в моей жизни. Мои родственники претенциозны и обидчивы. Есть даже такая поговорка – родственникам не обязательно, чтобы ты был лучше. Моя тетка требовала, чтобы я у нее занималась. А мне не подходил ее класс. Требовала, чтобы я танцевала с ее сыном, внушив ему, что он лучше Нижинского. Я этого не сделала.
Это она о Суламифи, с которой рассорилась сильно, почти смертельно. Вот что рассказывает об этом Валерий Лагунов:
«Суламифь очень много для нее сделала. Там была такая проблема. У нее был очень поздний сын Миша. Он выпускался в нашем училище, намного моложе меня. Его не приняли сначала в театр. Потом Майя Михайловна все сделала, поговорила. Его взяли. Он начал танцевать в кордебалете, какие-то небольшие соло».
Наталия Касаткина вспоминает, как танцевала с Михаилом Мессерером:
– У Суламифи была падчерица, дочка ее мужа, мы учились в одном классе. И я приходила к ним в дом. Это дом Большого театра на Тверской. В это время родился Мишка. Я прихожу, она его держит на руках. И давала мне подержать его. Очень интересно произошло дальше. Я его держала на руках, и он гугукал. Прошло двадцать лет. Я уже заканчивала свою карьеру в Большом театре. Что-то танцую – какую-то четверку в вальсе «Лебединого озера» Григоровича, уже никакие не соло. И меня поставили с Мишей. Я ему говорю: «Миша, я тебя на руках держала, теперь ты меня держи».
И смеется: как любопытно иногда жизнь складывается.
– Суламифь Михайловна просила, чтобы Майя с ним делала дебют «Лебединого озера», – говорит Валерий Лагунов и держит паузу, выразительно на меня глядя: – Понимаете? С Плисецкой! Невыполнимая совершенно просьба. Майя даже сказала: «Ты что, с ума сошла? Что это за просьба вообще?» Мита очень расстроилась. И потом написала ей разрывающее все отношения письмо. Трудная очень история.
– Наверное, у них характеры были в чем-то схожи – такие страстные, очень эмоциональные.
– Темпераментные, действенные очень, да. Жалко. Мита для меня сделала очень много. Она первой начала меня поднимать. Помогала, кормила. У меня к ней самые добрые отношения. А они потом не воспринимали друг друга, просто враги номер один. Жалко. Но вот так жизнь складывается, что делать.
В 1980 году Суламифь вместе с Михаилом, находясь в Японии, попросили политического убежища и переехали жить сначала в США, а потом в Великобританию. В 2000 году она стала офицером Ордена Британской империи – за вклад в развитие британского балета.
Когда в 1999 году внезапно объявилась «незаконнорожденная дочь» Майи Плисецкой, за этой историей стояла в том числе и неугомонная Суламифь.
– Во многом повела себя неправильно, когда объявил «Московский комсомолец», что у нее есть дочь, – вспоминает ту эпопею Валерий Лагунов. – Суламифь Михайловна подтвердила: да, это ее дочь. Вот такие отношения уже стали.
История с «дочерью» закончилась так, как и должна была: суд постановил, что это клевета, никакой дочери у Плисецкой нет, и обязал газету извиниться. Что и было сделано.
Анна Плисецкая, дочь младшего брата Майи Михайловны Александра (он был солистом Большого в 1949–1971 годах), также ставшая балериной, говорила: «В нашей большой семье каждый добивался всего самостоятельно. Такое у нас правило. Я жила отдельно от успеха моей тети. Она – человек импульсивный, жесткий, но вообще очень справедливый…Она могла обидеть, но подлянку сделать – нет, никогда. Она была прямым человеком и открыто выражала свое недовольство… Ни Плисецкие, ни Мессереры вместе не собирались ни разу. Так чтоб все. “У нас каждый одинок по-своему”». И еще про Майю: «Она ниспослана выполнить свою миссию. Она – четко
