У Чибисова была масса забот по округу в связи с новыми формированиями. Но и из того, что касалось Приморской армии, он ничего не откладывал до прибытия своего преемника, которого ждали из Москвы. Часами совещался с директорами оставшихся заводов, выясняя, какое оружие можно изготовлять в Одессе: предвидел, насколько важным это станет в недалеком будущем. Присмотрел помещение для надежно защищенного армейского командного пункта — склады бывшего коньячного завода Шустова, уходящие на три этажа под землю и совсем неприметные снаружи. Работы по оборудованию подземного КГ1 уже шли полным ходом.
В штаб и управление Приморской армии переводились высвобождавшиеся в 14-м корпусе командиры, знакомые мпе по придунайским местам. Начарт корпуса полковник Н. К. Рыжи стал начальником артиллерии армии, заместитель командира корпуса по политчасти бригадный комиссар Г. М. Аксельрод был назначен в поарм, начальник корпусной санитарной службы военврач 1 ранга Д. Г. Соколовский начсанармом. Очень обрадовался я встрече с недавним заместителем коменданта Дунайского укрепрайона полковым комиссаром Яковом Харлампиевичем Глотовым, который оказался военкомом штарма.
Оперативный отдел еще только комплектовался. Почти одновременно со мной прибыли переведенные из штабов округа, корпуса и других соединений полковники Ф. Т. Рыбальченко и А. Т. Калина, майор Н. М. Толстяков, немного позже старший лейтенант Н. И. Садовников.
Мой тезка Садовников — тоже Николай Иванович — только что окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Он был младше всех в отделе по званию и годам, но отличался вдумчивостью, обстоятельностью. О чем бы ни докладывал, никогда не сбивался на простое перечисление фактов, а толково их обобщал. При этом превосходная, цепкая память, способная служить живой справочной книгой. А оформлению штабных документов могли поучиться у него и некоторые из старших товарищей. Словом, при тогдашних трудностях с кадрами Садовников явился для оперативного отдела престо находкой.
В последующие недели в штабе и вообще в Приморской армии произошел ряд перестановок, вероятно неизбежных в организационный период. В соединения, где не хватало штабных командиров, ушли Рыбалъченко и Калина. Постепенно у нас в отделе сложился стабильный коллектив, работоспособный, и дружный.
На войне немало людей оказались способными на большее, чем от них раньше ожидали. В полной мере это относится и к ставшему вскоре одним из моих близких сослуживцев капитану К. И. Харлашкину.
До войны он ведал в штабе Одесского округа физподготовкой. Академии капитан Харлашкин не кончал, широтой военного кругозора, судя по аттестациям, не отличался. Вероятно, поэтому его не послали в штаб какой-нибудь формировавшейся в округе части. А потом о кадрами стало настолько туго, что и штарму не приходилось отказываться ни от кого, кто имел хоть какой-то штабной опыт.
Присланный к нам статный и щеголеватый капитан (помню, я мысленно окрестил его "женихом") сначала нес дежурство, выполнял отдельные поручения. Он оказался безупречно исполнительным, совершенно неутомимым и к тому же отчаянно смелым. Куда угодно прорвется, ни перед чем не остановится. Если приказано, например, найти и вывести к одесским рубежам какое-нибудь затерявшееся в степи подразделение (бывали потом и такие поручения), то найдет и выведет. И с любого задания, успев где-то привести себя в порядок, вернется таким свеженьким и аккуратным, будто гулял по Дерибасовской.
Нравились мне напористость Харлашкина, его острый, наблюдательный глаз, способность нигде не теряться. Из начальника физподготовки получился боевой направленец оперативного отдела. Ну а если возникали затруднения в оформлении какого-нибудь ответственного документа, на помощь приходил Садовников. Веселого и покладистого Константина Ивановича Харлашкина полюбил весь отдел.
Двух прекрасных работников — капитанов И. П. Безгинова и И. Я. Шевцова мы получили ив отдела ПВО и штаба зенитной бригады. Впрочем, туда, как и вообще в Одессу, они только что прибыли из академии имени М. В. Фрунзе, где был произведен досрочный выпуск.
* * *
Несколько дней суточные записи в журнале боевых действий начинались спокойной фразой: "Приморская армия занимает оборону по восточному берегу р. Днестр, производит оборонительные работы и перегруппировку своих войск".
Днестровский рубеж представлялся надежным. Вместе с отошедшими сюда дивизиями одесское направление прикрывал на широком фронте Тираспольский укрепрайон, имевший кроме артиллерии сотни пулеметных дотов. И хотя продолжалось строительство запасных оборонительных линий дальше к востоку вплоть до непосредственных подступов к Одессе и в самом городе, еще очень верилось, что удастся стабилизировать фронт на Днестре до тех пор, пока мы соберемся с силами, чтобы отбросить врага назад.
В переданных командирам частей указаниях генерал-лейтенанта Н. Е. Чибисова говорилось: "Внушить всем, что оборона по р. Днестр такая, через которую противник не должен пройти. Оборона временная, и мы должны выискивать момент для перехода в наступление…"
Выходя на западный берег Днестра, противник начинал нащупывать подходящие места для переправ. Однако артиллеристы и пулеметчики укрепрайона давно пристреляли все такие места в своей полосе, и нигде ниже Тирасполя врагу не удавалось высадить на восточный берег даже разведку.
За Днестром войска получили некоторую передышку, приняли первое с начала войны маршевое пополнение, смогли привести себя в порядок. Командарм приказал тыловикам обеспечить бойцам усиленное питание, подвезти вещевое имущество.
Передышка, впрочем, была недолгой. Подобно тому как раньше на Пруте, угроза нашей обороне возникла на правом фланге: выше Тирасполя, в полосе 9-й армии, Днестр форсировала 72-я немецкая пехотная дивизия, а вслед за ней и другие вражеские войска.
Но прежде чем рассказывать, как развивались там события, следует вернуться к самой Одессе и нашему штабу.
Как раз дни относительного затишья на днестровском рубеже оказались трудными и тревожными для Одессы — начались массированные воздушные налеты. 22 июля десятки фашистских самолетов сбросили бомбы над портом и различными районами города, и с тех пор налеты стали систематическими, нередко повторялись по нескольку раз в сутки. Появились разрушения на центральных улицах — Пушкинской, Либкнехта, Карла Маркса. Изо дня в день росло число убитых и раненых среди гражданского населения.
Налеты не проходили безнаказанно для врага. 23 июля наши истребители на виду у всего города сбили над морем и берегом два "хейнкеля". Уничтожались бомбардировщики и зенитчиками, которые, как я узнал при знакомстве с ними, вели боевой счет еще с четвертого дня войны — тогда сбила под Одессой первый фашистский самолет, не подпустив его к городу, батарея лейтенанта Василия Тарасенко из 638-го зенитно-артиллерийского полка.
