— Как, и ты здесь?!
— Я сам до сих пор ничего не знал. На прошлой неделе «Мэйрант» и еще один эсминец были сняты с сопровождения караванов. Нам было приказано нести патрульную службу в составе прикрывающего отряда, который охраняет вход в гавань. Сегодня утром мне сказали, что я должен явиться к главнокомандующему на борт «Августы». — Франклин засунул палец за воротник. — Я пытался сообразить, что же я натворил ужасного, если адмирал Кинг хочет задать мне взбучку.
— Где отец?
— На носу. В каюте капитана. А как ты понимаешь все это?
— Так же, как и ты, вероятно. Какие-нибудь морские маневры?
— Проходи сюда. Надеюсь, ты захватил с собой перемену белья?
— Нет. А зачем?
— Похоже на то, что мы здесь проведем дня два — три.
Дело было в пятницу, перед вторым завтраком. Кроме рубашки, надетой под китель, со мной ничего из белья не было, а предстояло оставаться здесь до вторника. К счастью, мы с отцом носили воротнички почти одного размера. Согласитесь, что неприлично было бы присутствовать при подписании Атлантической хартии в грязной рубашке.
Глава вторая
Атлантическая хартия
Перед вторым завтраком мы с Франклином заглянули на несколько минут к отцу. Едва мы успели поздороваться с ним и спросить о здоровье матери и остальных родственников, как он сказал:
— Я поручил Уотсону привезти для вас вот это, — и он подал мне аксельбанты адъютанта при главнокомандующем. — Только на несколько дней, добавил он, улыбаясь, и вручил Франклину аксельбанты морского образца.
— Ты прекрасно выглядишь, папа. Но что это такое? Рыболовная экскурсия?
Отец расхохотался:
— Так думают газеты. Они считают, что я ловлю рыбу где-то возле залива Фэнди. — Он, как ребенок, радовался тому, что ловко обманул журналистов, отправившись на президентской яхте «Потомак» в Огасту в штате Мэн. Затем он объяснил нам, в чем дело.
— Я должен встретиться здесь с Черчиллем. Он прибывает сюда завтра на «Принце Уэльском». С ним Гарри Гопкинс.
Отец откинулся назад, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет на нас его сообщение. Очевидно, впечатление было сильным. Зеркала поблизости не было, и я не мог видеть выражения своего лица, но отца оно очень развеселило.
Прежде чем продолжать свой рассказ, я хочу упомянуть о корреспондентах при Белом Доме, которых отец не взял с собою. Он сделал это потому, что, по договоренности с Черчиллем, эта первая их встреча не должна была освещаться ни репортерами, ни фотографами. Выполнив свое обязательство, отец восхищался тем, что ему удалось сбить газетчиков с толку, как восхищается двенадцатилетний мальчик, играя в полицейских и разбойников, когда ему удается ускользнуть от товарища, пытающегося «следить» за ним. Однако на следующий день Черчилль прибыл в сопровождении целой свиты журналистов, не слишком искусно загримированных под чиновников министерства информации. Это был первый, но не последний сюрприз такого рода, преподнесенный Черчиллем отцу.
Что касается рыбной ловли, то один раз отцу действительно удалось поудить. Это было за день до моего приезда. Он поймал рыбу, породу которой никто на корабле не смог определить.
— Отправьте ее в Смитсоновский институт, — сказал отец и в течение всей поездки больше не пытался заниматься рыбной ловлей.
Выбор Арджентии для первого совещания отца с Черчиллем во время войны определялся многими соображениями. Интересы безопасности требовали, чтобы встреча состоялась не в Вашингтоне; если бы она произошла там, сплетни и слухи умалили бы ценность ее возможных результатов. И отец и премьер-министр были моряками; именно как моряки они встретились в последний раз в 1919 г.; мысль о свидании в море не могла не пленить воображения обоих. Ясно было, однако, что они не могли встретиться в открытом море из-за германских подводных лодок. Где же? В какой-нибудь хорошо защищенной гавани на малонаселенном участке побережья или на острове в Атлантическом океане. Азорские острова? Поскольку они принадлежат Португалии, вопрос о них отпадал. Лично я избрал бы Бермудские острова или один из Вест-Индских островов. Даже в августе на Ньюфаундленде мрачно и холодно; большую часть времени все затянуто туманом, и солнце там редкий гость. Однако Ньюфаундленд имел и очевидные преимущества — он мало населен, поблизости было расположено много английских, канадских и американских войск, и, главное, никакое сосредоточение военных кораблей в гавани Арджентии не могло вызвать толков, так как наш флот уже создавал там базу.
Итак, я очутился в Арджентии, предвкушая несколько дней отдыха от повседневных дел.
За вторым завтраком и в холодные серые предвечерние часы мы с отцом предавались безделью в его каюте, обмениваясь семейными новостями. Некоторое время с нами провел и Франклин, рассказывая о действиях своего эсминца, сопровождавшего караваны судов до Исландии. Отец хорошо выглядел и явно наслаждался отдыхом. Он расспрашивал меня о моей работе за полярным кругом и еще больше — о поездке в Англию, о моих впечатлениях, о настроении людей, с которыми мне пришлось разговаривать, о том, какие ощущения испытываешь во время бомбардировок (мне довелось испытать их лишь в течение нескольких дней, и поэтому я вряд ли мог высказать авторитетное суждение), о том, каково мое мнение о Черчилле, с которым отец не встречался уже столько лет, и т. п. Я спросил его, какова цель предстоящего совещания.
— Ты ведь был в Англии, — ответил он. — Ты видел людей. Ты сам рассказывал мне, какие они бледные, худые, измученные. Такая встреча очень поможет поднять дух англичан. Не так ли?
Я кивнул головой в знак согласия.
— Нацисты сейчас на коне. Они хозяева Европы. Вряд ли в Америке еще осталось много людей, которые не признают, что мы должны оказать Англии хотя бы моральную поддержку, если не хотим сами оказаться перед жерлами пушек или под бомбами.
— Значит, это делается для поднятия духа? — спросил я.
— Не только для этого. А наша программа поставок по ленд-лизу? Англичане знают, что они дошли до предела своей производственной мощности, и этот предел не рассчитан на наступательную войну. На нашем совещании мы должны будем разработать производственные планы и, что для англичан гораздо важнее, планы поставок.
Я подал отцу огонь, и он закурил.
— Их беспокоит вопрос, какую часть производимых нами материалов мы намерены отдавать русским.
— И что же?
— Мне уже известно, насколько премьер-министр верит в способность России продолжать войну. — Отец жестом показал, что эта вера равна нулю.
