Создателем теории симуляции Кампанеллы в его филоиспанских и теократических произведениях явился Луиджи Амабиле. Пораженный видимым расхождением между радикализмом Кампанеллы — организатора смелого заговора против испанского владычества — и религиозно-политической позицией автора «Испанской монархии», «Монархии мессии» и «Побежденного атеизма», Л. Амабиле пришел к заключению, что подлинные взгляды философа выражены им лишь в ранних натурфилософских сочинениях и в «Городе Солнца», все же происпанские и богословские его произведения, противоречащие либерально-антиклерикальному представлению о Кампанелле — борце против испанского владычества и католической церкви, «не могут служить выражением внутренних убеждений автора, но являются скорее выражением крайних обстоятельств, которые теснили его со всех сторон» (77, стр. 147).
Концепция эта поддержана новейшим советским биографом Кампанеллы. «Многие произведения Кампанеллы, — пишет А. Э. Штекли, — будут вызывать недоумение, если их пытаться осмыслить в отрыве от конкретных обстоятельств его жизни. Почти все работы Кампанелла писал в тюрьмах. Безвыходное положение заставляло его хитрить и притворяться. Из-под его пера нередко выходили вещи, в которых он, желая обмануть судей, давал заведомо неверное истолкование своим действиям и своим мыслям» (75, стр. 283–284).
Пророчества — чтобы запутать инквизиторов. Политические афоризмы — чтобы привлечь к себе внимание власть имущих. Астрология — чтобы использовать суеверия папы Урбана. Борьба с реформацией — чтобы обмануть католических прелатов.
Таким образом достигается задним числом очищение мыслителя XVI–XVII вв. от всего, что могло бы скомпрометировать его в глазах читателя XX столетия: от магии и астрологии, от утопии всемирной монархии, от теологических тенденций в натурфилософии.
При этом ради сохранения во что бы то ни стало цельности мировоззрения Кампанеллы приходится жертвовать нравственной цельностью мыслителя и политика. И рядом с образом материалиста и революционера, атеиста и утопического социалиста неизбежно вопреки намерениям создателей теории симуляции возникает образ ловкого и хитрого лицемера, умело лгавшего всю жизнь — не только на допросах перед судьями, что понятно и оправданно, но в главном деле своей жизни — в богословских трактатах, в политических памфлетах, в посланиях к сильным мира сего и в письмах к друзьям, в стихах и в гороскопах. Ибо слова поэта — это его дела. Точно так же как философские творения мыслителя. Точно так же как публицистические выступления политического деятеля.
Ибо книги имеют свою судьбу. Не только в веках, но и в современности. И судьба эта зависит не от тайного умысла автора, но единственно от объективного содержания книг. И проблема моральной ответственности писателя возникла не вчера и не 300 лет назад.
Поэтому, не касаясь пока существа концепции, ставящей под сомнение искренность Кампанеллы в его богословских и филоиспанских сочинениях, я хотел бы предварительно коснуться вопроса об их объективном значении.
Показания Кампанеллы на допросах во время следствия, его объяснительные записки и мемориалы, представленные судьям, испанским властям, прелатам римской церкви, в которых он ради спасения своей жизни и жизни своих товарищей по калабрийскому заговору изображал себя верноподданным испанской монархии и ортодоксальным католиком, не выходили за пределы судебных канцелярий и не имели значения вне рамок процессов о заговоре и ереси.
Но когда речь идет о литературных произведениях неаполитанского узника, то не следует забывать, что по самой природе своей они предназначались для широкого читателя и так или иначе участвовали в формировании европейского общественного мнения. Его книги распространялись в списках и печатались (в библиографии Л. Фирпо учтено 60 списков «Испанской монархии», 29 списков «Политических афоризмов», 20 — «Монархии мессии», 26 — «Речей к итальянским государям», 8 — «К Венеции», 7 — «Политического диалога против лютеран, кальвинистов и иных еретиков» и т. д.; «Испанская монархия» в 1620–1709 гг. была издана 12 раз на латинском, немецком, английском языках, «Речь о Нидерландах» в 1617–1632 гг. издавалась 6 раз в латинском, голландском и немецком переводах) и не могли не иметь широкого резонанса в политической и духовной жизни Европы первых десятилетий XVII в.
Когда «Речь о Нидерландах» появилась в списках в Германии и Голландии, перед читателями не возникало вопроса об искренности автора и о конкретных обстоятельствах написания этого политического памфлета. Они исходили из содержания книги, и только этим определялось их отношение к ней. «Речь фра Кампанеллы о том, как привести Нидерланды под власть испанского короля» была издана дважды в 1618 г. в голландском переводе, причем одно из этих изданий было осуществлено по распоряжению Фрисландских штатов. «Испанский крючок, или Речь фра Кампанеллы, в которой он указывает испанскому королю пути и средства, какими он мог бы изловить и привести под свою власть Германию, Францию, а в особенности Нидерланды» — так звучало название этой главы «Испанской монархии» в немецком переводе, изданном «в предостережение всем евангелическим верхним и нижним немцам» в 1630 г.; как видим, советы неаполитанского узника испанской короне воспринимались современниками достаточно серьезно.
«Испанская монархия» имела большой резонанс в Европе. Современники видели в ней не только программу достижения Испанией всемирного владычества, но и изложение политического учения Кампанеллы, его полемику с идеей государственной необходимости, его утопию всемирной монархии. Немецкий перевод книги осуществил Христофор Бесольд, близкий к кругу Тобиа Адами и других немецких друзей и поклонников Кампанеллы. Ко второму изданию своего перевода, вышедшему в свет в 1623 г., Бесольд приложил собственное полемическое сочинение: «Желательно ли, чтобы все христианские государства подчинялись одной-единственной верховной власти?» Полемика была вполне серьезной: никого не интересовали предполагаемые уловки заключенного, решившего любой ценой открыть себе двери тюрьмы; спор шел о политической ориентации, о политической доктрине, о политической программе. В межгосударственных конфликтах, разворачивавшихся на Европейском континенте в первые десятилетия XVII в., сочинения Кампанеллы принимали участие на равных основаниях, без скидок на особое положение автора. Голос Кампанеллы-политика достаточно громко звучал в этой борьбе и в определенной степени влиял на ее исход.
Когда в руки Гуго Гроцию попали «Политические афоризмы» Кампанеллы, «отец международного права» снабдил их своими замечаниями — иногда одобрительными, иногда критическими, часто остро полемическими. Гроций не мог принять антиреформационную полемику Кампанеллы. Он оспаривал выдвинутый Кампанеллой идеал всемирной теократической монархии. Кампанелловой программе всеобщего религиозного единства он противопоставил идеал веротерпимости и свободы исповеданий (28, стр. 227–245). Гуго Гроций имел дело с определенной политической доктриной, в чем-то он соглашался с автором «Афоризмов», с иными идеями спорил. «Политические афоризмы» в латинской переработке были дважды изданы при жизни Кампанеллы. В борьбе различных направлений политической мысли XVII в. нельзя обойти учение Кампанеллы.
