Наступало время, когда, без особой интуиции, чувствовались подлость, мерзость, грязь, зависть и сребролюбие — близость к концу борьбы добра против зла... Всю ночь дежуря, я слышал шаги Адмирала. Перед рассветом, держа в руках бланк телеграммы с лентами Юза, вошел он ко мне в дежурную комнату и сказал; «Вот, Владимир Васильевич, прочтите; близок конец всему». Я прочитал наивную в своей наглости телеграмму из Женевы. Адмирал, после того как я прочел, сказал мне: «Я знал с самого первого дня выраженного мной согласия все то, что мне придется пережить и чем все это кончится. Требование этой телеграммы— издевательство, на которое не хотелось бы и отвечать... Передать генералу Жанену всю власть военного начальника, во главе с которым войдут в Москву победители коммунистов! Кроме нарушения суверенных прав России — детская то насмешка над разбитыми силами добра. Мой отказ, который я пошлю генералу Жанену, будет чреват последствиями... завтра будет начало продуманного и решенного конца».
С середины лета 1919 г. неудачи усилились и на фронте и особенно в окружении Адмирала. Адмирал с трудом переживал одиночество среди пропаганды и измены, безусловно вспоминая то былое, когда было сказано: «Кругом меня трусость, предательства и измена!» Очевидно, в истории бывают моменты, когда не в силах одного человека преодолеть окружающее — не это ли заставило Адмирала просить многих русских людей приехать к нему в Омск и помогать ему?.. Просил Ген. Хорвата, просил князя Кудашева (Посла в Китае), просил Бахметьева (Посла США), просил посла в Японии Крупенского, просил Ген. Деникина предлагать офицерам генерального штаба ехать к нему, морскому эксперту мирового масштаба, но не военному, армейскому. Писал во Францию, в Германию, в Англию, в Америку — видным людям по политической, общественной и экономической деятельности... Но голос Адмирала оказался вопиющим в пустыне...
Только один, профессор Николай Николаевич Головин, бывший Гродненский гусар, приехал из Франции в Омск к Адмиралу. С Ген. Головиным я встретился во время 1-ой мировой войны в штабе Ген. Левицкого в Островце, где Ген. Головин был генерал-квартирмейстером и тогда, по приглашению его, я жил с ним в его комнате, где жил еще, тоже Гродненский гусар, П. П. Дурново. Ген. Головин за исполненное мной его поручение представил меня к награде Св. Анны 4-й степени, которую мне вручил в Келецком госпитале Командующий 4-ой Армией Ген. Эверт, у которого я был по выздоровлении старшим личным адъютантом и оставался все время пока Ген. Эверт был Главнокомандующим Западным фронтом. В Омске, по приказанию Адмирала Колчака, я встречал Ген. Головина, и теперь Николая Николаевича, бывшего в штатском, — я не узнал в глубоком старике, тяжело опирающемся на палку. Ген. Головин меня узнал и напомнил мне о награде и о жизни в Островце. Ознакомившись с положением фронта в штабе и объехав многие позиции, он сказал Адмиралу: «К величайшему сожалению мой приезд в Сибирь к Вам, Александр Васильевич, подобен вызову врача к больному, у которого остановился пульс». Ген. Головин в глубокой печали распрощался с Адмиралом и уехал во Францию. На меня его отъезд произвел впечатление отъезда с похорон.
Особенно тяжело Адмирал переживал поведение Атамана Семенова, попавшего а лапы японских войск, по распоряжению которых Семенов не пропускал оружие и вообще военное снаряжение, идущее на помощь Адмиралу, за что Семенов и был прозван Адмиралом: «Соловьем Разбойником»!
Наступила осень, страшная осень 1919 г., подводящая к годовому итогу всю деятельность Дальневосточного Правительства с ее сложной военно-политической ситуацией взаимных предательств... Женева стала центром чудовищных по жестокости распоряжений. Заранее все подготовив, Посол Бьюкенен отошел из первых рядов активистов, губящих Россию. Сибирь и Дальний Восток обогащались «верными» союзниками — графом Мартель, как представителем Франции; Ивановым из Женевы, хорошо говорящим по-французски, «специфическим» политическим деятелем-дипломатом, ставшим помощником министра Иностранных дел России; Командующим Омским военным Округом генералом Матковским (уже упомянутым); пленным чехословаком Сыровым, работающим по указке генерала Жанена, требовавшего власть военную и гражданскую над Русскими войсками.
Генерал Сыробоярский вызвал на дуэль ген. Жанена, как недостойного носить голубой мундир прекрасной Франции. От дуэли ген. Жанен скрылся, исхлопотав Сыровому за предательство Адмирала Колчака высокий орден Франции.
Укажу черные печальные даты, которые принесла с собой осень 1919 г. и которые будущие поколения должны неизменно помнить:
10-го ноября 1919 г. Русское Правительство выехало в Иркутск;
14-го ноября 1919 г. сдан Омск;
17-го ноября 1919 г. восстание пресловутого ветеринарного фельдшера чеха Гайды, Георгиевского кавалера Русской Великой армии во Владивостоке.
В это время я находился во Владивостоке, служа в сырьевом отделе Министерства снабжения — готовил меха на Сан-францисский аукцион. Я смотрел с балкона дома железной дороги около Русско-Азиатского банка на Алеутской улице, когда по этой улице вели арестованного Гайду, сопровождаемого народными порицаниями, под конвоем, во главе которого был офицер Арнольд де Боли. Восстание Гайды было подавлено главным образом русскими войсками, затем японскими и отчасти американскими.
23-го ноября 1919 г., грамотой Верховного Правителя произведена замена председателя Совета Министров Петра Васильевича Вологодского Виктором Николаевичем Попеляевым (впоследствии расстрелянным с адм. Колчаком).
11-го декабря 1919 г., приказом Верховного Правителя ген. Сахаров заменен генералом Каппель.
4-го января 1920 г., в городе Нижне-Удинске, Верховный Правитель предоставил всю полноту военной и гражданской власти в Восточной окраине России ген. лейт. Семенову («Соловью Разбойнику») — очевидно, учитывая возможность порядка под командой японского военного начальства. В тот же день Верховный Правитель предрешил передать Верховную Всероссийскую Власть Главнокомандующему Югом России Ген.-Лейт. Деникину. «Отдавая жизнь для всех — решил принять смерть за всех». Верховный Правитель распустил своим приказом свой конвой, всю охрану, адъютантов и весь свой штаб, объясняя это решение необходимостью всем до последнего воина находиться там, где каждый защитник на счету. Но — это было исполнение заповеди Господа. Это была отдача жизни своей за ближнего своего... Затем Адмирал перешел в поезд союзников, которые видимостью гарантировали адмиралу проезд на Восток, ибо поезд шел под всеми союзническими флагами первой мировой войны, но фактически это был закамуфлированный арест Верховного Правителя за его рыцарский подвиг чести верного союзникам. На станции Иннокентьевской поезд был задержан и Адмирал был передан представителям Политического Центра, самими союзниками созданного.
