Большая часть песен Высоцкого отличается величайшей тонкостью и нестандартностью – по количеству тактов во фразе и ритмикой, как бы создающей свой пульс рядом с пульсом метрической основы его песен, идущей от стихов и – вопреки этому стихотворному ритму – следующей внутреннему дыханию.
Очень много тонких подробностей и в гармонизации, и в мелодике, и в кадансах – в отказе от трафаретных кадансов или в нарочито дурацком их исполнении, отчего они немедленно попадают в смысловые кавычки.
Замечательный слух Высоцкого, проявлявшийся не только в том, как он чисто пел и интонировал.
Голос Высоцкого не был безграничным; в самом начале, кто-то вспоминает, его вокальные данные были чрезвычайно скромны. Но этот голос казался безграничным! Казалось, что он может шагнуть еще выше, и еще, и еще… И каждая реализованная высотность – получалась! Она не погибала от невероятной трудности ее взятия, а демонстрировала возможность пойти еще выше. И еще этот голос казался безграничным оттого, что он может шагнуть еще выше – не ради красивой ноты, но ради смысла…»
Фонд культуры – «Венок посвящений»
Этот вечер наверняка станет событием, как был событием сам Высоцкий, вся его жизнь – яркая и яростная.
Петр Вегин
50 лет – это был первый юбилей Высоцкого после ухода и первый юбилей, который страна отметила официально.
Газеты писали: «В московском Дворце спорта 24 января состоялся благотворительный вечер «Венок посвящений» к 50-летию лауреата Государственной премии СССР В. С. Высоцкого».
С идеей проведения вечера в Советский фонд культуры пришли актеры «Таганки» – В. Смехов, Л. Филатов и А. Демидова. Фонд идею поддержал.
Это был второй благотворительный концерт, организованный Советским фондом культуры. Первый был посвящен сбору средств на поддержание здания храма Большое Вознесение, в котором венчался Пушкин, и на устройство там концертного зала.
Благотворительность. Новое слово для обновляющейся страны и новое дело, которое сразу не получается. Давка в фойе, «книги только по билетам!», «пластинки только по талонам!»… И – тонущий в шуме голос диктора, твердящий, что сбор от концерта пойдет в фонд музея Высоцкого, приближая день, когда мрачноватый адрес – Нижний Таганский тупик, 13, – станет известен всем, интересующимся жизнью и творчеством Владимира Высоцкого.
Толпы стремящихся попасть на вечер брали штурмом билетные кассы. Но и с билетом проникнуть во Дворец спорта было нелегко. Преодолевший все препятствия счастливый обладатель билета получал право на приобретение в фойе только что вышедшей книги «Четыре четверти пути» и нагрудного знака, изготовленного по заказу Советского фонда культуры на комбинате «Дайле» в литовском городе Клайпеда (автор Йонас Бурокас). В зале, вмещавшем более десяти тысяч человек, негде было яблоку упасть.
Стихи, песни под гитару… Пожалуй, именно таким хотел бы видеть свой пятидесятилетний юбилей Владимир Высоцкий. И приглашенные были бы те же: актеры-таганцы, поэты, музыканты – люди, еще тогда гордившиеся дружбой с Высоцким, уже тогда звавшие его «наш Володя». Наверное, обрадовался бы поэт и пятнадцати тысячам гостей, и лужниковской сцене, о которой мечтал, на которой никогда не пел. И вот Лужники услышали его голос. Услышали, правда, с опозданием, и не было на сцене и в зале человека, который не понимал бы этого…
Среди приветствующих юбиляра не было Б. Окуджавы, но звучала его песня, записанная на пленку…
Как наш двор ни обижали – он в классической поре.
С ним теперь уже не справиться, хоть он и безоружен.
Там Володя во дворе, его струны в серебре,
его руки золотые, голос его нужен.
Как с гитарой ни боролись – распалялся струнный звон.
Как вино стихов ни портили – все крепче становилось.
А кто сначала вышел вон, а кто потом украл вагон —
все теперь перемешалось, все объединилось.
Может, кто и нынче снова хрипоте его не рад…
Может, кто намеревается подлить в стихи елея…
А ведь и песни не горят, они в воздухе парят,
чем им делают больнее, тем они сильнее.
Что ж печалиться напрасно? Нынче слезы – лей не лей,
Но запомним хорошенько и повод, и причину…
Ведь мы воспели королей от Таганки до Филей —
пусть они теперь поэту воздадут по чину!
Ведущий концерта А. Вознесенский призвал зал поприветствовать юбиляра: «Он имел аплодисменты стадионов других городов, но ни разу не имел наших с вами аплодисментов. И, я думаю, хорошо было бы, если бы мы – не как память, не как минута молчания – а вот мы бы все встали и похлопали бы ему сегодня в Лужниках». Более 10 000 зрителей почтили память Высоцкого, поднявшись со своих мест, и было ощущение, что он был рядом…
Затем А. Вознесенский обратился к Высоцкому как к живому:
– Твоя таганская семья поздравляет тебя: Алла Демидова, Валерий Золотухин, Юрий Медведев, Вениамин Смехов, Леонид Филатов, Давид Боровский – те, кто был с тобой в крутые времена, отнюдь не те, кого привлекла поздняя позолота признания, – а твои духовные братья и сестры. Родион Щедрин подарит тебе свою музыку; Юнна Мориц, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский, Петр Вегин подарят стихи. Споют Елена Камбурова, Юлий Ким, Александр Градский. Шестидесятые года протрубят саксом Алексея Козлова. Стихи отца «Маски» прочтет Никита Владимирович Высоцкий.
Тон вечеру задавали поэты. Свою песню-посвящение спел А. Градский:
Я совсем не был с ним знаком,
Но о друге мечтал таком,
Что меня не продаст тайком,
Хоть его жги огнем.
У дороги цветком таким
Он назло многим рос-таки.
Вы, вокальных дел мастаки,
Не споете о нем!
Совпадая с фамилией,
Наказуя и милуя,
Вверх стремился он с силою,
Что не выразить мне.
Но, как ведется в святой Руси,
Сколь поэта ни возноси
Его ввысь – иже в небеси, —
Ну а тело в земле!
Пусть он связки пересмыкал,
Пусть не всяк его стих смекал,
Но зато он не пресмыкал —
ся, как многие тут.
И, когда в зале смех стихал,
Начиналася мистика
Его песенного стиха —
То был каторжный труд!
Он из самых последних жил
Не для славы и пел, и жил,
Среди общей словесной лжи
Он себя сохранил!
И на круче – без удержи —
Все накручивал виражи…
Видно, мало нас учит жизнь —
Тот убит, кто раним!
Стихотворения, посвященные Высоцкому, прочитал поэт П. Вегин:
Самородок —
Как мама точно назвала —
Владимиром.
Владейте миром не во власти, а в любви
И, обучаясь той любви,
пускай ее копируют
магнитофоны или соловьи.
Как называли хорошо друзья —
Володею.
Звала на ты заглазно вся страна.
Не обоюдная любовь, а всенародная.
Россия – лучшая во всей земле жена.
А что за таинство она —
любовь народная?
Она такое, где ни в чем не врут,
где не похмельные могильщики холодные
могилу вырыли,
а денег не берут.
Двужильная любовь…
Двойная тяга…
Ваганьковский народный мавзолей,
где девочка рябиновыми ягодами
выкладывает имя на земле.
Как хорошо лежать в объятьях Родины!
Она не в силах руки развести,
поняв, что здесь лежит
бесценный самородок,
который никогда ей в жизни не найти…
После перелома
Я знал его, когда еще он не был памятником.
Была тогда помолодевшая Москва,
как земляничины,
рукою мальчика
вдруг высыпанные из туеска.
Он пел про нас.
Его гитару свистнули,
когда он плыл во гробе над Москвой.
Наверно, вор считал – нельзя, чтоб тризна
была сильнее жизни
и немыслимо
молчанье для гитары гулевой.
Все мыслимо.
И с хохмами капустника
трагедию толпа соединит.
И гипсовыми копиями бюстика
торгует у «Таганки» троглодит.
Как жаден ты, наш век свободомыслия!
И буревестник ты, и бурелом,
и бюст из гипса —
словно Время в гипсе,
чтобы срастался страшный перелом…
На сцене Юлий Ким:
